Однако в Туле свежий действительный статский советник провёл меньше года: официально вступил в должность управляющего Тульской казённой палатой 29 декабря 1866 года, а уже 13 октября 1867 года получил такую же должность в хорошо знакомой ему Рязани. И это непродолжительное пребывание на новом месте вызывает особое внимание, необходимость серьёзного разбора, хотя о тульских месяцах жизни Салтыкова сохранилось немного материалов: полтора десятка его писем, служебные документы, коекакие воспоминания…
Железной дороги в Туле, как и в Пензе, ещё не было, но она споро строилась от Серпухова, уже связанного чугункой с Москвой, и, заедем чуть вперёд, 5 ноября 1867 года по ней началось движение. Однако Салтыков этого достижения едва ли дождался: впервые приехав в город из Серпухова на конной тяге, он так же, в экипаже, окончательно покинул Тулу то ли в октябре, то ли в начале ноября. Хотелось бы, само собой, представить его мчащимся из Тулы в Москву в одном вагоне с Львом Толстым, но ни одного намёка на это история не сохранила. Поэтому вернёмся к реальности.
В Туле Салтыковы занимали служебную квартиру в доме Игнатьевой, на Киевской улице. Хотя точное местонахождение дома установить не удалось. В отличие от Пензы, в бытовую жизнь которой супруги успели врасти, а Михаил Евграфович получил вдохновительные для творчества впечатления, Тула в его произведениях так и не появляется. Только однажды, по свидетельству писателя и драматурга Ивана Щеглова, уже в 1880-е годы, Салтыков, вероятно, пребывая «в особенно угнетённом состоянии духа», вдруг произнёс экстравагантное пророчество, «будто похоронят его за городом на пустыре, где сваливают мусор, без песнопения и колокольного звона, – и, когда его зароют, забредёт на могилу пьяный монах и осквернит свежую могильную насыпь. (Рассказчик выразился несколько сильнее.)
– И будет это в городе Туле! – мрачно заключил он.
– Почему “в Туле” – никто не мог понять, по всей вероятности и сам Щедрин».
Характерно это «Щедрин» в описании встречи с Салтыковым. Но и «Тула» здесь появляется, пожалуй, не случайно. Можно предположить, что с Тулой у Салтыкова в последние десятилетия жизни связывались, прежде всего, две личности. Первая – это его любимейший в «Отечественных записках» автор, талантливейший и проницательнейший уроженец Тулы Глеб Иванович Успенский, автор «Нравов Растеряевой улицы», где этот город своеобразно воспет. Не исключено, что перед описываемой встречей Салтыков встречался с Успенским (у Щеглова есть упоминание об их общении), и потому как-то ассоциативно выплыла Тула.
Но вспомнить Тулу Салтыков мог и в связи с другой личностью – тульского гражданского губернатора и притом генерал-майора, в прошлом командира Волынского пехотного полка Михаила Романовича Шидловского. Как, вероятно, заметили читатели, мы были неизменно внимательны к взаимоотношениям Михаила Евграфовича со своими непосредственными начальниками, в том числе и губернаторами, а здесь мы просто обязаны о Шидловском подробно сказать. Ровесник Салтыкова, в том же чине, только военном, он принадлежал к старому польскому дворянскому роду; впрочем, его предки ещё в XVI веке переселились в Россию. Губернатором его назначили в 1865 году, причём он получил напутствие уделять особое внимание разворачивавшейся Земской реформе. Напутствие Шидловский воспринял по-военному чётко: организация выборных уездных и губернских земских собраний и проведение в феврале 1866 года учредительного Тульского губернского собрания прошли под неусыпным наблюдением местной жандармерии.
Было у этого «энергичного реакционера», как назвал Шидловского в своих воспоминаниях князь Д. А. Оболенский, ещё одно своеобразное качество, вынесенное, возможно, также из армейской практики. Он стал скрупулёзно влезать во все дела Тульского губернского правления, тем самым лишив своих подчинённых какой-либо самостоятельности. Каждое, даже самое незначительное решение должно было согласовываться с губернатором, что мгновенно породило волокиту и безумный круговорот служебных бумаг. Войдя во вкус, при минимальных юридических знаниях, Шидловский стал влезать и в судопроизводство, которое также было реформировано. Первой инстанцией по широкому кругу гражданских и уголовных дел стали волостные суды и мировые судьи, мировой съезд являлся окончательной инстанцией по делам волостных судов и мировых судей, а Тульский окружной суд рассматривал с участием присяжных заседателей и присяжных поверенных, то есть адвокатов, дела особой важности.