Читаем Сальватор. Части 3, 4 полностью

— Сюда, Ролан!

Пес присел на задние лапы, будто конь, которого осадил всадник, и подбежал к хозяину.

Излишне говорить, что хозяином этим был Сальватор.

Все взгляды обратились к нему. В самом деле, для бедных гостей, перепуганных видом Ролана, его хозяин был античным богом, приводящим трагедию к счастливой развязке.

Молодой человек стоял в лучах заходящего солнца словно облитый огнем. Он был одет чрезвычайно изысканно; строгость его черного туалета подчеркивал батистовый белый галстук. Затянутая в перчатку рука поигрывала тросточкой с набалдашником из ляпис-лазури.

Он не торопясь спустился по ступеням крыльца и приподнял шляпу, как только ступил на песок дорожки. Затем он пересек в сопровождении Ролана лужайку; пес, сдерживаемый хозяином, шел сзади. Сальватор дошел до опустевшего стула, на котором прежде сидел г-н Жерар. Наш герой чрезвычайно любезно раскланялся со всеми гостями и сел на этот стул, оказавшись, таким образом, в центре внимания.

— Господа! — сказал он. — Я один из старинных знакомых нашего общего друга, честнейшего господина Жерара: он собирался представить меня вам, и мы поужинали бы вместе, но, к сожалению, я задержался в Париже по той же причине, по которой вы в настоящую минуту лишены общества нашего хозяина.

— Ну да, — подхватил нотариус, успокаиваясь при виде пса, усмиренного одним взглядом молодого человека, — вы имеете в виду дело Сарранти!

— Вот именно, господа, дело Сарранти.

— Значит, завтра негодяю отрубят голову? — уточнил судебный исполнитель.

— Да, завтра, если до этого времени не будет доказано, что он невиновен.

— Невиновен? Это будет трудно доказать! — заметил нотариус.

— Кто знает! — возразил Сальватор. — У древних авторов мы встречаем рассказ о гусях поэта Ивика, а у новейших — о псе из Монтаржи.

— Кстати, о псе, сударь, — просипел земледелец. — Должен заметить, что ваша собака изрядно нас напугала.

— Ролан? — разыграв удивление, спросил Сальватор.

— А его зовут Ролан? — уточнил нотариус.

— У меня мелькнула надежда, что это бешеный пес, — заметил врач.

— А Ролан, видимо, только впал в неистовство, — изрек нотариус, потирая руки и полагая, что нашел удачное словцо.

— Вы сказали "надежда"? — спросил Сальватор врача.

— Да, сударь, именно так я и сказал. Нас одиннадцать. У меня, значит, было десять шансов против одного, что собака бросится на одного из моих товарищей, а не на меня. А так как я специально изучал бешенство, я имел бы случай наложить на свежую рану составленное мною противоядие, которое я всегда ношу с собой, в надежде на то, что представится случай испытать его.

— Я вижу, сударь, — сказал Сальватор, — что вы настоящий филантроп. К сожалению, моя собака не является, сейчас, по крайней мере, "пациентом", если выражаться языком медицины, и вот доказательство: только посмотрите, как она послушна!

Сальватор указал псу под стол, словно на конуру:

— Место, Брезиль, место!

Он обратился к гостям и продолжал:

— Не удивляйтесь, что я заставил своего пса лечь под стол, за который я сяду вместе с вами. Я шел на ужин, — лучше поздно, чем никогда! — как вдруг встретил на дороге господина Жерара. Я хотел уехать вместе с ним, но он настоял на том, чтобы я к вам присоединился. Я не смог устоять перед его приглашением, совпадавшим с моим желанием, тем более что в его отсутствие он поручил мне быть за хозяина.

— Браво! Браво! — вскричали присутствовавшие, очарованные прекрасными манерами Сальватора.

— Садитесь на место хозяина, — пригласил его нотариус. — Позвольте мне наполнить ваш бокал и предложить тост за его здоровье.

Сальватор подал бокал.

— Это более чем справедливо, — сказал он. — Пусть Господь наградит его по заслугам!

Он поднял бокал и пригубил вино.

В это мгновение Брезиль протяжно завыл.

— Ого! Что это с вашей собакой? — спросил нотариус.

— Ничего. Так он обыкновенно одобряет тост, — сообщил Сальватор.

— Отлично! — похвалил врач. — Вот пес, получивший прекрасное воспитание. Правда, спич у него получился невеселый.

— Сударь! — проговорил Сальватор. — Вы знаете, что бывают необъяснимые наукой случаи, когда некоторые животные предчувствуют несчастье. Может быть, нашему другу господину Жерару как раз угрожает какая-то непредвиденная беда?

— Да, так говорят, — подтвердил врач. — Но мы вольнодумцы и не верим в этот вздор.

— А вот моя бабушка… — начал было цветовод.

— Ваша бабушка была просто дура, друг мой! — оборвал его врач.

— Прошу прощения, — продолжал нотариус, обращаясь к Сальватору, — но вы, кажется, говорили об опасности, которая может угрожать господину Жерару?

— Опасность? — переспросил землемер. — Какая же опасность может угрожать честнейшему человеку на земле, никогда не сворачивавшему с прямого пути?

— Горячему патриоту! — прибавил судебный исполнитель.

— Преданнейшему другу! — поддержал врач.

— Всегда готовому на самоотречение! — вскричал нотариус.

— Вы же знаете, господа, что таких-то и подстерегает несчастье: лучшие погибают первыми! Несчастье, как библейский лев, quaerens quern devoret[17], нападает главным образом на праведников, как на Иова к примеру.

Перейти на страницу:

Все книги серии Могикане Парижа

Похожие книги

Раковый корпус
Раковый корпус

В третьем томе 30-томного Собрания сочинений печатается повесть «Раковый корпус». Сосланный «навечно» в казахский аул после отбытия 8-летнего заключения, больной раком Солженицын получает разрешение пройти курс лечения в онкологическом диспансере Ташкента. Там, летом 1954 года, и задумана повесть. Замысел лежал без движения почти 10 лет. Начав писать в 1963 году, автор вплотную работал над повестью с осени 1965 до осени 1967 года. Попытки «Нового мира» Твардовского напечатать «Раковый корпус» были твердо пресечены властями, но текст распространился в Самиздате и в 1968 году был опубликован по-русски за границей. Переведен практически на все европейские языки и на ряд азиатских. На родине впервые напечатан в 1990.В основе повести – личный опыт и наблюдения автора. Больные «ракового корпуса» – люди со всех концов огромной страны, изо всех социальных слоев. Читатель становится свидетелем борения с болезнью, попыток осмысления жизни и смерти; с волнением следит за робкой сменой общественной обстановки после смерти Сталина, когда страна будто начала обретать сознание после страшной болезни. В героях повести, населяющих одну больничную палату, воплощены боль и надежды России.

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века