Сальватор. Части 3, 4

— Тогда какого черта делает ваша собака? — спросил цветовод, заглядывая под стол. — Она пожирает траву!

— Не обращайте внимания, — отозвался Сальватор. — Мы говорили о господине Жераре и остановились на том, что…

— … что страна, давшая жизнь такому человеку, — подхватил нотариус, — может этим гордиться.

— Он снизит налоги, — подсказал врач.

— Поднимет цены на зерно, — прибавил земледелец.

— Снизит цены на хлеб, — вставил садовод.

— Ликвидирует национальный долг, — заявил судебный исполнитель.

— Проведет реформу в Медицинской школе! — воскликнул врач.

— Введет во Франции новый кадастр, — заверил землемер.

— О! — воскликнул нотариус, прерывая этот восторженный хор. — Ваш пес засыпал мне землей все панталоны.

— Возможно, — согласился Сальватор. — Впрочем, давайте не будем обращать на него внимания.

— Напротив, господа! — возразил врач, заглянув под стол. — Эта собака странно выглядит: язык вывалился, глаза налились кровью, шерсть встала дыбом.

— Вполне может быть, — произнес Сальватор. — Но если ей не мешать, она не тронет. Это пес-мономан, — со смехом прибавил Сальватор.

— Должен вам заметить, — с умным видом проговорил врач, — что слово "мономан" происходит от "monos" и "mania", то есть "одна мысль" и, стало быть, может применяться лишь к человеку, поскольку только человек наделен способностью мыслить, а собака живет лишь инстинктами, очень развитыми, спору нет, но они не могут идти ни в какое сравнение с существом высшего порядка — человеком.

— В таком случае, — возразил Сальватор, — объясняйте это как хотите, инстинктом или способностью мыслить, но Брезиль сейчас занят только одним.

— Чем?

— У него было двое молодых хозяев, которых он очень любил: мальчик и девочка. Мальчика убили, девочка исчезла. Но пес так хорошо искал, что недавно нашел девочку.

— Живую?

— Да, живую и здоровую. А мальчика убили и закопали; бедный Брезиль надеется найти место, где был спрятан труп, и ищет его повсюду.

— "Quaere et invenies"[18], — сказал нотариус, радуясь возможности блеснуть своими познаниями в латыни.

— Простите, — вмешался врач, — но вы тут нам целый роман сочинили, сударь.

— С вашего позволения, это подлинная история, — поправил Сальватор, — и притом весьма страшная.

— Мы сейчас за десертом; как говаривал покойный господин д’Эгрефёй, большой гастроном, это как раз подходящее время для историй. И если вы хотите рассказать нам свою историю, сударь, мы внимательно вас слушаем.

— Я с удовольствием это сделаю, — сказал Сальватор.

— Она обещает быть интересной, — прибавил врач.

— Надеюсь, — коротко ответил Сальватор.

— Тсс, тсс! — послышалось со всех сторон.

На мгновение воцарилась тишина, и вдруг Брезиль так жалобно взвыл, что присутствовавшие вздрогнули, а садовод, успевший несколькими словами показать, что он вовсе не такой вольнодумец, как врач, не удержался и вскочил, пробормотав:

— Дьявол, а не пес!

— Да сядьте вы! — потянул его за полу фрака, заставляя занять прежнее место, землемер.

Садовод заворчал в ответ, но все-таки сел.

— Историю! — стали просить гости. — Рассказывайте свою историю!

— Господа! — начал Сальватор. — Я назову свою драму, так как это скорее драма, а не история: "Жиро, честнейший человек".

— Подумайте! — заметил судейский. — Почти господин Жерар, честнейший человек.

— Да, разница в самом деле всего в двух-трех буквах. Но я добавлю подзаголовок, и все вместе будет звучать: "Жиро, честнейший человек, или Внешность обманчива".

— Прекрасное название! — подал голос нотариус. — На вашем месте я бы отнес эту драму господину Гильберу де Пиксерекуру.

— Не могу, сударь. Я предназначаю ее господину королевскому прокурору.

— Господа, господа! — вмешался врач. — Позвольте вам заметить, что вы мешаете рассказчику.

— Не волнуйтесь, я начинаю, — успокоил его Сальватор.

— Тише! — шикнул землемер. — Тише!

Стало слышно, как Брезиль с остервенением скребет землю и шумно дышит.

Сальватор начал.

Наши читатели уже знают драму, которую он рассказал, употребляя вымышленные имена.

Благодаря своей необычайной проницательности, отлично развитому инстинкту Брезиля, Сальватор сумел в результате своих поисков восстановить весь ход событий, как умелый архитектор по нескольким обломкам восстанавливает античный памятник или как Кювье по нескольким костям восстанавливал облик допотопного чудовища.

Словом, мы не станем повторять рассказ Сальватора, так как читатель не узнает из него ничего нового.

Когда Сальватор рассказал о преступлении Жиро и объяснил, какой хитростью убийца и грабитель не только добился всеобщего уважения, но и завоевал преданную любовь сограждан, среди слушателей прошел ропот возмущения, а Брезиль глухо зарычал, словно тоже осуждал негодяя.

Подробно описав лицемерие преступника, рассказчик поведал о том, как жестокий трус позволил осудить невиновного, хотя ему самому следовало изменить имя и скрыться, оплакивая свое первое преступление; вместо этого негодяй совершил еще, может быть, более тяжкий грех. Волнение слушателей достигло предела, гнев сменился ожесточением, каждый призывал проклятия на голову убийцы.