Самая главная тайна

— Тогда еще хуже! Этих пацанят передушат, как щенков! Ты, видно, не понял меня, Валя, — огорченно вздохнула Магда. — Зачем тебе этот Петька Птица? Зачем его вздорные заботы?.. Мы все уже сделали. Запомни: все, что было нужно, мы уже сделали! Все остальное — дело Валентина. Мы сделали даже больше, чем он рассчитывал. Нам повезло, страшно повезло, а Петька с его сорванцами могут только помешать! Ты меня понял?

— Не знаю, Магда. И понял, и не понял, — откровенно признался Валька. — Такая жизнь: молчи, никому не говори... Такое мне не нравится. Меня так не учили. Я пионер и клятву давал!

— Ты пионер, Валя, — подхватила Магда, — ты клятву давал! Но ты уже и сделал больше, чем сто пионеров, вместе взятых. Подожди, ты еще, может, получишь награду, и все узнают, какой ты смелый и отважный!

— Я? Смелый? Отважный? — с горечью прошептал Валька. — Это ты смелая, Магда, а меня всего колотит от страха. За что мне дадут награду? Я не совершил никакого подвига.

— Подвиги бывают разные. Теперь твой подвиг — молчать и никому не показывать вида. Разве это легко?

— Нелегко, Магда. Очень нелегко!

— А иначе ты можешь помешать и все испортить. Марчук сказал, что он доволен тобой и благодарит тебя.

— Да кто же он, этот Марчук? — воскликнул Валька.

— Я не спрашивала, кто он такой, — ответила Магда. — Но я знаю, что ты и он — вы хорошие люди. Я слишком много встречала плохих и поэтому научилась распознавать хороших!

— Но ведь Петька... Петька тоже хороший! Я за него ручаюсь.

— Да, он хороший, пока не мешает. Но я не ручаюсь за то, что он не виноват в смерти деда!

— Ну что вы, Магда!.. — протестующе возразил Валька.

— Я не уверена, — тихо повторила она. — Не знаю, хорошо ли ты понял меня, Валя?

Валька вздохнул.

«Может быть, мне надо обо всем рассказать Марчуку? — подумал он. — Или же Дементию Александровичу?.. О кинжале, о том, как боялся Петькин дед... Обо всем, обо всем! Но кому? Марчуку или Дементию Александровичу?..»

— Наверное, хорошо понял, — продолжала Магда. — Я верю, что хорошо.

Лодка ткнулась в доски причала.

— Отнеси весла, Валя. Удочки спрячь под доску. А кто обо мне будет спрашивать, говори, что ты ничего не знаешь.

— Вы уходите?

— Ухожу. И может быть, мы не скоро увидимся. Может быть...

— Вы уходите к Марчуку?

— Нет, Валя, не к Марчуку, в другое место, — ответила Магда.

Но Валька понял: она пойдет к Марчуку. А ему, Вальке, идти туда нельзя. Ни с Магдой, ни одному. Он не знает, где сейчас Марчук. Где-нибудь близко. Одна Магда, наверное, знает, где он. Но Вальке она не скажет. Не может сказать.

«Только бы и ее не убили! — с отчаянием подумал он, провожая девушку взглядом. — Что я буду делать без нее, без Петьки!..»

А Магда уходила по берегу все дальше и дальше. Последний раз мелькнула среди громадных каштанов ее белая кофточка. Мелькнула и исчезла. Когда они теперь увидятся?..

Та опасная сторона мира

С мокрыми веслами на плечах Валька еле плелся по широкой безлюдной аллее к своему дому. Ему было так тошно, что слезы навертывались на глаза. Не хотелось глядеть по сторонам: на небо, солнце, деревья, землю. И в такую минуту рядом не было ни друга, ни приятеля — никого, кто бы мог разделить с ним беду, занять дельным разговором, утешить. Плохо, совсем плохо было Вальке!..[2]

Пока он брел к дому, весла просохли: солнце уже поднялось высоко и горячо грело. На небе, кажется, не было ни облачка. В ветвях каштанов свистели птицы. Ярко горели на солнце окна бывшего помещичьего имения «Стрелы». Все это Валька и видел и не видел.

Он подошел к калитке, толкнул ее веслом, веслом же и закрыл. Во дворе и на веранде никого не было. Мать, конечно, еще спала или же сидела в спальне у своего зеркала. Скоро она начнет пичкать Вальку завтраком, а когда он, испытывая отвращение к еде, откажется, станет расспрашивать о причине плохого аппетита, щупать Валькин лоб, волноваться, охать... Ну что же это за жизнь такая!..

Тут у Вальки мелькнула мысль, что неплохо было бы в самом деле заболеть ненадолго. Больному можно не есть. С больного какой спрос... Но Валька не успел подумать о всех преимуществах, которые могла бы дать болезнь человеку. В эту секунду он повернул влево, к гаражу, где обычно хранились весла. А в следующую секунду у Вальки предательски дрогнул и сбился шаг.

Возле гаража, скрестив на ожиревшей груди руки, стоял Герман Тарасович. Ноги у него были широко расставлены. Он глядел на Вальку, словно специально поджидал его.