Самая главная тайна

Отец смотрел на него со стены. Но он сейчас молчал. Он только смотрел на сына и молчал. Чем он мог помочь Вальке? Словами? Какими? «Крепись. Держись. Мужайся». Но Валька и сам знал, что ему нужно крепиться, держаться, мужаться. Это, конечно, подходящие слова, только они не успокоили бы Вальку. И отец, зная это, не мог произнести таких бесполезных для Вальки, пустых слов.

Но неужели он ничего не посоветовал бы сыну?

Наверное, он напомнил бы, как на Красной площади, перед Мавзолеем Ленина, Валька давал священную клятву любить свою Родину, всю жизнь бороться с врагами народа. Всю жизнь до самой смертной минуты, до последнего дыхания! А если так, если великая клятва дана, ему, Вальке, надо помнить, что людям, посвятившим свою жизнь борьбе за народное дело, не всегда живется легко. В один прекрасный день наступают у них трудные времена. Они сталкиваются с неудачами, с лишениями, попадают в чрезвычайно трудное положение. Вот и Валька попал в трудное и опасное положение. Так что же, разве он не знал, на что идет? Разве не ожидал, что столкнется с опасной стороной мира? И разве же самая главная тайна, над которой бьется, как над загадкой, так много людей, раскроется легко и просто? Нет, он, Валька, не может на это рассчитывать.

«Ведь это правда, папа, нельзя на это рассчитывать?» — спросил бы Валька отца.

И если бы он спросил, отец непременно ответил бы:

«Да, сын, нельзя рассчитывать, что легок и прост путь к правде».

Именно так, так, а не иначе ответил бы Валькин отец, коммунист, чекист, партизан, борец за народное дело. Что же оставалось Вальке?

Ему предстояло, по всей вероятности, не самое опасное — нет, нет, не опасное, а тягостное ожидание известий. От Петьки, если он жив и здоров. От Магды, которая, конечно, его не забудет. И наконец, от Валентина Марчука, демобилизованного воина и таинственного человека, знатока иностранных языков. Кто-нибудь из них отзовется в ближайшее время!

«Да и Дементий Александрович скоро вернется, — заключил Валька. — И если не будет выхода, я ему все расскажу».

Эти мысли принесли Вальке маленькое утешение. Сидя на подоконнике, он раздумывал, чем бы заняться до обеда, когда вошла мать.

— Может, все-таки выпьешь кофе? — спросила она.

— Ну, мама!..

— Не морщись, я не неволю. Куда исчезла наша домработница?

— Магда?

— Магда, Магда, — с раздражением повторила мать. — Ее все утро спрашивает Герман Тарасович.

— Он и у меня спрашивал. Я не знаю.

— Какие у них могут быть дела, удивляюсь! — продолжала мать. — Эта девчонка совсем от рук отбилась.

— Она же в отпуске, мама. Ты сама этого хотела.

— Нечего ей делать в нашем доме, Валя. Не защищай ее.

— Мама, извини, но ты уже повторяешься.

— Да, да, и буду повторяться до тех пор, пока Дёма ее не рассчитает! Через месяц мы переедем в город и тогда... Да, — спохватилась мать, — я хотела тебе сказать, что через пять минут уезжаю. За рабочими надо следить да следить. Я хочу, чтобы квартиру отделали по моему вкусу.

«Квартира! Опять квартира! — чуть не вскрикнул Валька. — Разве об этом сейчас надо думать!»

— Ты чем-то недоволен, Валя? — обеспокоенно спросила мать.

— Ничего, мама. Ну поезжай, если надо. А я дома посижу. Почитаю чего-нибудь...

«С ней поехать?» — мелькнуло у Вальки. Но он тотчас же отказался от этой мысли. Уезжать можно было лишь в том случае, если бы он наверняка знал, что никто: ни Фома, ни Петька, ни Магда — не наведаются к нему. Нет, надо сидеть дома. Сидеть и ждать.

Увозя мать, Герман Тарасович исподлобья поглядел на Вальку. «Врешь ты все, щенок!» — перевел Валька его взгляд. А может, Герман Тарасович подумал и еще хуже...

«Все равно ничего не скажу! — взглядом ответил ему Валька. — Под пыткой буду молчать!»

Машина скрылась из виду, смолк шум мотора, и установилась тишина. И среди этой тишины остался один Валька, только он один, с его ожиданием, сомнениями и страхами.

Целый день тишины, ожиданий, сомнений. Целый день да еще целый вечер...[3]

Новые превращения кинжалов

Но и день и такой же томительный вечер наконец прошли.

Валька приготовил постель, выключил свет и подошел к окну, за которым видны были одни звезды.

Ночь была теплая, душная.

Валька решал, закрывать ему окно или оставить распахнутым.

«Чего мне бояться? — думал он. — Меня-то они не тронут: им Дементий Александрович...»

Совсем рядом послышался шорох, и мысль у Вальки оборвалась.

— Кто там? — сдавленным голосом спросил Валька.

— Это я, тише, — раздалось за окном. — Ты один?

— Петька! — вскрикнул Валька. — Наконец-то!..

Петька Птица вскочил на подоконник.

— Тиш-ше! — прошипел он. — Всех перебудишь!..

— Да кого же — всех? — Валька засмеялся от радости. — Дома одна мама. Дементий Александрович в Москве. Ты нашелся, Петька! Где ты был? Ах, Петька, Петька!..

— Дурень! — Петька ладонью зажал Вальке рот. — Тут весь вечер этот садовник шастает. Два раза прошел мимо меня, чуть сапогом не задел! Подстерегал кого-то. Может, меня...

— Да нет, Петька, он Магду подстерегал.

— Зачем ему Магда? Я ему нужен. Он и теперь где-нибудь затаился. Тсс!.. Говори только шепотом.