Самая подходящая леди (ЛП)

Или, в некотором смятении подумал он, что в утреннем свете ей каким-то образом удастся выглядеть еще более красивой. Разве сразу после сна женщинам не полагается иметь опухший и помятый вид? Его сестры до своего утреннего туалета и укладки волос представляли собой жалкое зрелище.

Все это сказано с величайшей любовью, поверьте.

Однако же мисс Пэссмор, даже со стиснутыми от боли зубами, могла соперничать с Моной Лизой. Какая несправедливость по отношению к прочим смертным!

Хотя, допустил Алек, в том, что мисс Пэссмор так убийственно красива, пожалуй, нет ее вины, да к тому же она поранилась. Поэтому он выбрался из озера и приложил все усилия, чтобы произвести впечатление истинного джентльмена. Алек осмотрел раны мисс Пэссмор, и она была очень мила. Точнее сказать, сердечна, даже с чувством юмора, который, как подозревал Алек, выказывала не часто.

— Вам нравятся лошади, мисс Пэссмор? — неожиданно спросил Алек. Если Хью положил на нее глаз, крайне желательно, черт побери, чтобы они ей нравились.

Она повернулась к нему, несколько удивленная внезапной сменой темы.

— Я не питаю к ним неприязни.

— Но вы их не любите.

— Ну… — Мисс Пэссмор поморщилась, чуть-чуть, явно неуверенная, как лучше ответить. — Полагаю, свою лошадь я люблю.

— Полагаете?

— Ну, это же лошадь. — После чего взглянула на него так, словно хотела сказать: «Вы ведь понимаете меня, правда?»

Алек уставился на нее с чувством, близким к тревоге. Эта девушка не может выйти замуж за Хью. Алек не мог себе вообразить более несчастного союза.

— Что-то не так? — спросила она.

— Пока нет, — зловеще ответил он.

Губы ее приоткрылись. Казалось, она встревожилась. Или, вероятнее всего, насторожилась.

Умница. Даже Алек вынужден был признать, что походит сейчас на полупомешанного шута.

— Боюсь, я должен перед вами извиниться, — выдал он.

Она снова удивленно воззрилась на него, и он в полной мере разделял ее чувства, поскольку ничего подобного говорить точно не собирался.

Однако же осознал, что вовсе не оговорился.

— Я не понимаю, — недоумевала мисс Пэссмор.

— Я заблуждался насчет вас.

Она вдруг замерла, после чего произнесла:

— Это случается довольно часто. Я…

Она посмотрела налево, потом направо, словно хотела удостовериться, что никто их не подслушивает. Нелепо, конечно, поскольку они были совершенно одни. Но в любом случае Алексу поступок этот показался правильным, и он в некотором смысле согрел ему душу. Ведь, что бы там мисс Пэссмор не намеревалась сказать…

Эти слова предназначались ему. Только ему одному.

Она наклонилась вперед — едва-едва.

И сердце Алека пропустило удар. Четверть дюйма… Малая толика — и они стали ближе друг к другу…

У него перехватило дыхание.

Но девушка тут же отстранилась.

— Ерунда, — сказала она и потупилась, смущенная тем, о чем так и не отважилась ему поведать.

— Нет, — возразил Алек с пылом, потрясшим его самого. — Это вовсе не ерунда.

Мисс Пэссмор подняла на него глаза. Удивительные глаза цвета морской волны. Как можно родиться с такими глазами?

— Тогда глупость.

— Позвольте мне самому судить об этом.

— Я всего лишь собиралась сказать… Но это ведь довольно очевидно.

Она посмотрела куда-то в сторону, потом вниз, после чего снова на него, но не прямо в глаза.

— Вы и сами это говорили.

Алек не смог удержаться от улыбки:

— И что же я сказал?

— Меня считают холодной, — пояснила она, — но я вовсе не такая. Дело в том, что в большинстве случаев я просто не знаю, о чем говорить. Эти сборища людей… Они меня пугают.

Она потупилась, хмуро глядя на влажную траву, затем, все еще со сведенными бровями, посмотрела на Алека и тихо, будто впервые произносила эти слова вслух, сказала:

— Я стесняюсь.

Алек, которому ни разу в жизни не доводилось нервно забиваться в угол или чувствовать, как подступает тошнота, едва собираешься войти в комнату, произнес:

— Это не недостаток.

Мисс Пэссмор печально улыбнулась:

— Только не в Лондоне.

— Но мы не в Лондоне.

— Все равно что там, — заметила она, бросив на Алека несколько снисходительный взгляд. — Здесь, в Финчли-Мэнор, нет никого, кого бы я не встречала раньше. Разве что лорда Брайерли.

Алек подумал о Хью. Всецело поглощенным только одним. О безумном лошаднике Хью. Алек любил его. Действительно любил. Ради друга он готов был броситься под карету, что, собственно, одним памятным днем и проделал, спасая Хью жизнь. Чудо, что Алек тогда отделался только ушибом ребра.

Но все же Хью не может жениться на мисс Пэссмор. И вовсе не участь друга, прикованного к женщине, не разделяющей его увлечений, занимала мысли Алека. Он думал прежде всего о ней. Она будет несчастна.

Наблюдая за ее лицом, за ее губами, изогнувшимися в загадочной улыбке, говорящей об уме и намекающей на склонность к озорству, Алек понял, что не может позволить ей быть несчастной.

— Кажется, я сейчас вас поцелую, — прошептал он.

Похоже, ее потрясло признание Алека. Его-то точно ошеломило. Уж очевиднее некуда. Если он не поцелует мисс Пэссмор, прямо сейчас, в этом самом тумане, в эту самую минуту…

Это будет ужасно.