Но Джорджина, разумеется, была превосходной наездницей, и ее кобыла осторожно отступила подальше от его протянутой руки.
— Будьте любезны, мою шляпку.
В эту игру могли играть двое, поэтому Хью спешился, привязал Ришелье к столбу, чтобы тот пощипал вдоволь травки, растущей у ограды, затем перемахнул через низкую каменную стену, — туда, где упала шляпка, — и бросился на землю.
Он разлегся на клеверном поле. убыцшу Небо над ним было светло-голубого оттенка. Пчелы, жужжа, перелетали с цветка на цветок. Хью развязал шейный платок и запихнул его в карман сюртука.
Глава 21
Прошло по меньшей мере пять минут, прежде чем Хью услышал шорох, и поверх стены показалась голова Джорджины.
— Я так понимаю, ты упал.
В ее голосе слышалась легкая картавость, которую он помнил еще с той поры, как Джорджи было лет семь или восемь. У нее всегда была склонность скорее толковать жизненные перипетии, чем бросаться в перепалку.
— Давай, присоединяйся, — лениво предложил Хью, даже не делая попытки, как всякий порядочный джентльмен, встать в присутствии леди.
— Ты полагаешь, что заберусь на перелаз и брошусь на землю?
— Ага, — с искренней жизнерадостностью подтвердил он.
— И полагаю, поцелуешь меня потом в чистом поле?
Скорее, он надеялся, что они будут любить друг друга в чистом поле, но рассудил, что неблагоразумно высказать свои чаяния вслух.
— Я бы страстно хотел целовать тебя на каждом встречном поле. Могу я помочь тебе перебраться через стену?
Он встал, чтобы сподручнее было ей подсобить.
— Хью, скажи на милость, что ты от меня хочешь?
В глазах ее отражалось смятение.
Хью подошел ближе и улыбнулся:
— Поцелуй.
— После прошлого вечера я это поняла… поняла, что ты хочешь меня поцеловать. Но почему сейчас? С чего это на тебя вдруг нашло? Я же долгие годы была рядом. Мы провели вместе последний сочельник богоявления, и сомневаюсь, что удостоилась в то время с твоей стороны большего внимания, чем обычные поздравления с праздником.
— У меня кобыла жеребилась, — запротестовал Хью. — Не помню, чтобы вообще приходил домой в те дни. Я дневал и ночевал в конюшне.
— Откуда мне было знать? — прямо заявила Джорджина. — Ты едва удосуживался заговорить со мной, когда мы оказывались в одной комнате.
— До меня не доходило, — оправдывался Хью, обнаружив, что они ступают на опасную территорию. — Я тебя не видел.
— Конечно же ты видел меня, — возразила она. — Видел так ясно, как я вижу свою шляпку на ветке. Посему, пожалуйста, достань ее мне, прекрати вести себя так нелепо, чтобы мы уже могли продолжить путь в деревню.
— Я из-за тебя чувствую себя нелепо, — сказал Хью. И знал, что это правда.
— Теперь, когда ты заметил меня? — спросила Джорджина.
Тон ее голоса ясно как день говорил, что именно она думает о поведении Хью в прошлом году. И годом раньше. И возможно, за год до того.
— Дело не в тебе, — оправдался он. — Я вообще никого не видел.
— Что ты имеешь в виду?
— А то, что я лишь смутно помню тот праздник богоявления. Голова у меня была забита конюшней. Я помню, что резвились мои сестрички, и ты там была, и Финчберд, конечно. О, и тетушка Эмма.
— И вдобавок с добрый пятòк других людей, — резонно заметила Джорджина.
— Я их не видел. И не помню. У меня кобыла жеребилась двойней. Помню, что смотрел на тебя и все думал, какие же у тебя грустные глаза, однако понятия не имел, что сказать по этому поводу или чем развеселить, поэтому просто уходил в конюшни.
Она фыркнула. Разумеется, деликатно, как леди, однако все же фыркнула.
— Я же сейчас тебя вижу, — оправдывался Хью.
Джорджина отломила веточку боярышника и принялась вертеть. Эти изящные пальчики пробуждали в теле Хью какой-то алчное голодное неистовство, жажду стянуть перчатки с рук Джорджины и прижаться ртом к ладоням.
— Не думаю, что хочу, чтобы ты на меня смотрел, — не глядя на него, заявила она.
— Что это значит?
Он взял ее за подбородок и повернул к себе лицом, так что Джорджина поневоле встретилась с ним глазами…
— Ты ничего не смыслишь в жизни.
На это у него имелся честный ответ.
— И в чем мои недостатки? Скажи, и я исправлюсь.
Ее лавандовые глаза потемнели от грусти, наполнились печалью.
— Ты не видишь… ты просто не понимаешь.
— Я замечаю тебя теперь, Джорджина. Уж поверь. Никогда больше не смогу войти в комнату, чтобы не почувствовать, что ты там. И я бы не хотел иначе, — добавил Хью. — Всегда первым делом буду искать тебя.
Голос его звучал убежденно, и хотя мысль для него была новой, он до глубины души знал, что это правда. Ему уже никогда не стать прежним.
— Люди умирают, Хью. Умирают.
Лицо Джорджины так побледнело, что он мог бы сосчитать все ее восхитительные веснушки.
— Знаю. Месяц назад сам чуть не погиб.
— Вот именно! Ты не понимаешь.
— Разумеется, я осведомлен. Я знаю, может произойти что угодно, и именно поэтому попросил Кэролайн составить тот список. Уж не считаешь ли ты, что я осквернял двери бального зала без доброй на то причины, будь она неладна?
Улыбка в глазах Джорджины подернулась печалью, которую Хью ненавидел.
— Не считаю.
— За исключением, если ты была в зале, — добавил он, зная, что это правда.
Она сморщила нос: