Самая подходящая леди (ЛП)

— Был тут несколько раз с Финчбердом. В этой деревне лишь две достопримечательности — пивная и церковь. Церковь вон там. Значит, мы пойдем в противоположную сторону.

И отправился туда, ведя лошадей. Хью волей-неволей замечал, что проходившие мимо женщины так и норовили улыбнуться ему, их сияющие очи призывно блестели. Какая-то черноволосая девица, дерзко вертя пышными бедрами, в открытую подзывала его, и он в ответ засмеялся.

— Развлекаешься? — раздался рядом голос.

Хью взглянул сверху на Джорджину. Она снова пришпилила шляпку, и он не мог ничего увидеть, кроме ее недовольно сморщенного носа. Господи. Не помешает сиятельной леди Джорджине узнать, что другие женщины считают его вполне подходящим мужчиной.

— Да, — довольно искренне признался Хью. — Ты заставляешь меня чувствовать себя юнцом. Не более, чем дураком-молокососом. Поэтому да, я развлекаюсь ради собственного удовольствия. — И улыбнулся во весь рот какой-то Иезавели с губами как вишни, восседавшей на краю тележки и болтавшей ногами. Она послала ему воздушный поцелуй и прокричала что-то, чего Хью не разобрал.

— С тобой же рядом иду я, — гневно заметила Джорджина. — Эта же шлюшка видит, что я могла быть твоей женой!

— Странный народ женщины. Они отзываются на мужчин, а не женщин. Будь здесь Дю Прейе, к примеру, ее бы ничуть не волновало, что он женат, в противном случае она тут же бы поинтересовалась, женат ли он.

— Так ты…

— Будь я и в самом деле твоим спутником, разумеется, я не стал бы улыбаться другим женщинам, — твердо сказал Хью. — А каков в этом отношении был Ричард?

— Он никогда не улыбался другим женщинам.

Ну разумеется. Так сразу и верится. Похоже, в жилах мужа Джорджи текла не кровь, а водица. И сейчас Хью задумался, что, возможно, Джорджина и на этот раз искала именно такого мужчину.

Хью вздохнул. Ее нелепое перышко скользнуло по его плечу. убыцшу Он видел только выбившиеся рыжие локоны и отдал бы все что угодно за то, чтобы притянуть ее ближе и поцеловать в носик. Похоже, всем было наплевать. На улице царила всеобщая сумятица и толчея, и никому не было дела до пары господ, ведущих в поводу лошадей по улице.

— Вон «Черный лев», — сказал Хью, кивнув на длинное приземистое здание.

— Что за странный герб у них, — заметила Джорджина.

На взгляд Хью он был похож на большую швейную булавку. От всей ситуации Хью корчило, как от боли. Такого ни один мужчина не мог терпеть, и пусть Джорджина считала его каким-то юнцом, Хью точно знал, кто он.

Мужчина. Мужчина, который нуждался в кружке пенистого пива.

Глава 22

Джорджина чувствовала себя совершенно разбитой и павшей духом. Словно пропасть разверзлась у ее ног. То же самое ощущение несчастья одолевало ее после смерти Ричарда.

И еще она по-настоящему не скорбела по Ричарду, не так, как… как стала бы скорбеть по Хью, если бы он умер. От этих мыслей ей стало совсем худо.

Хотя она ему даже не жена.

И от этой ярмарки ей не становилось веселее. Крики разносчиков соперничали с воплями детей. Куда ни глянь, повсюду флаги, палатки и торговцы, продающие все, начиная с имбирного хлеба и кончая креслами-качалками. И, как кисло замечала Джорджина, большинство женщин посылали улыбки Хью.

Ни с того ни с сего Ришелье стал вести себя как самое идеально воспитанное животное. Он спокойно трусил к постоялому двору, с озабоченностью черепахи наблюдая, как детишки снуют туда-сюда. Конь, который сильно испугался какой-то бабочки получасом ранее, даже не дернулся, когда где-то поблизости загрохотал фейерверк.

Джорджину переполняло желание заставить Хью посмотреть на нее.

— Ришелье ведет себя как ангел, — похвалила она.

Хью взглянул на нее сверху совершенно дружески, даже как-то по-братски.

— Разве? — добродушно отозвался он, погладив Ришелье.

Джорджина проследила за лаской и поняла, что Хью не носит перчаток. И сейчас, подумав, не могла вспомнить, видела ли его в перчатках вообще когда-нибудь.

У Хью руки большие: размах пальцев вдвое больше, чем у Ричарда. И сильные, как и плечи. Руки, знавшие тяжелый труд и умевшие до всего дотянуться. Хью уже отвернулся и разговорился с каким-то человеком, который сидел, развалившись, перед трактиром. А Джорджина не могла отвести глаз от руки Хью, державшей поводья.

Руки мужчины.

А не мальчишки.

Запястье пересекал шрам, она только сейчас заметила тонкую белую линию на загорелой коже.

— Что случилось с твоим запястьем? — спросила Джорджина.

Хью услышал, но не обернулся, продолжая болтать, потом дал человеку монету и поводья лошадей.

— Так, ерунда, — беззаботно отмахнулся он.

Все улетучилось. Весь этот любовный пыл между ними, то, как Хью смотрел на нее, отчего Джорджина ошущала себя такой желанной, по-настоящему желанной впервые после ее замужества, — все это ушло как ни бывало.

Следуя за Хью в переполненный постоялый двор, Джорджина чувствовала себя павлиньим хвостом. Все взоры обратились на Хью, потом все уставились на нее.

В трактире не было других леди.

— Хью, — позвала она.

И с трудом расслышала себя сквозь царивший вокруг людской гам, однако Хью сию секунду повернулся.

— Да?

— Не могли бы мы снять отдельную комнату?