— Эй, ты, — вмешался вдруг возникший словно из-под земли трактирщик, — попридержи-ка язык, когда ты у нас в Парсли, а то в два счета вышвырнем тебя за ухо как шелудивого пса. Не угодно ли господам, чтобы я принес что-нибудь выпить к мясу? — спросил хозяин у Хью.
— Мы всегда сможем импровизировать, — сказал актер и мечтательно добавил: — Вот так я начинал, знаете ли. Давненько, в Лондоне.
— Пива мне и мистеру Лиру и стакан лимонада для ее светлости, — приказал Хью. — И в какой роли вы импровизировали? Всегда ли играете Короля или иной раз и Шута?
— Вечно Шута и время от времени Короля, — грустно признался актер.
Он поднял кружку с пивом и отпил.
— Интересно, есть ли у вас пьеса, которая годилась бы для дня рождения маркизы Финчли? — спросила Джорджина. — Маркиз упоминал, что надеется на постановку «Двенадцатой ночи» Шекспира.
— Вот эту не можем, — уныло ответил Лир. — Могу представить вам на выбор кровавые страсти вместе с трупами и подходящими песнями. Привидения, битвы, удавленницы, женщины-привидения, знаете, есть разница между привидением мужского пола и женского…
— И в чем же? — заинтересовалась Джорджина.
— О, привидения мужского пола одержимы местью, как полагаю, — ответил Лир, снова прикладываясь к пиву.
— А чем одержимы женщины? — спросил Хью.
— Придурочными песенками, — ответил Лир. — Миловашками. Да тем же, чем когда были живы. Болтаются и воют «Споемте иву, иву».
— Иву? — недоуменно переспросил Хью.
— Песня из одной пьесы Шекспира, — пояснила Джорджина. (Трагедия «Отелло» — Прим. пер.)
— А, Шекспир, — с прояснившимся лицом воскликнул Хью. — Если я вернусь привидением, то учту ваш опыт по части мужского-женского, за исключением пения. Уж лучше придурочные песенки, чем мщение.
— Что такое «миловашки»? — спросила шепотом Джорджина.
Укрывшись за кружкой пива, Хью засмеялся:
— В точности, что ты и думаешь, милая.
«Милая»! Слово перевернуло ей сердце.
— Можем изобразить «Битву кентавров», «Историю любви евнуха», — стал перечислять Лир, — или «Веселую трагедию Пирама и Фисбы». То или другое.
— «История любви евнуха»? — с сомнением в голосе переспросила Джорджина.
— Пирам и Фисба, — вмешался Хью. — Евнух морально подорвет дух дня рождения, даже если упомянутый джентльмен поражен любовью. Завтра в восемь, мистер Лир. Дворецкого Финчли зовут Слак. Он будет счастлив показать вам театр, когда бы вы ни соизволили нагрянуть. Я только попрошу вас не появляться в театральных костюмах, когда прибудете в поместье, чтобы маркиза вас случайно не заметила.
— Мы явимся, спрятав наши королевские бархаты и сияющие короны в сундуки. Миледи, милорд. — Лир встал и без лишних церемоний откланялся.
— Превосходно, — сухо заметил Хью. — Ну, наверно, мы здесь завершили все дела.
И не успела Джорджина понять, в чем дело, как он вытащил ее из таверны и снова забросил в седло.
Похоже, Хью направил лошадей к дому, но она не могла вынести эту мысль. Вообще-то, Джорджина сходила с ума от грусти, не говоря уже о гневе на саму себя. Хотя обдумать это не могла — просто не было времени.
— Где бы нам найти яблоко для Ришелье? — спросила Джорджина.
— В конюшнях есть яблоки, — ответил Хью, держа путь из городка.
Он попросту упорно стремился вернуться домой.
— Ты не собираешься поучить его забавам? — спросила она, толчком дав знать Элсбет, что ей хотелось бы поддержать Ришелье.
— Наверно, нам всем хватит уже забав на сегодня, ты не считаешь?
Голос изменил ему, и тогда Хью посмотрел на Джорджину.
Ласковым веселым взглядом. Как смотрит друг. Словно проскочившая между ними искра уже ушла в прошлое 062ca0. Прошлое, которое Джорджина увезет домой на память, так же как память о ее браке. Чтобы вспоминалось темными ночами. И ей оставалось гадать, что пошло не так и что она могла бы сделать по-другому.
И ярость от этого в одно мгновение перехватила горло, Джорджина непроизвольно сжала коленями Элсбет, которая, неправильно истолковав посыл хозяйки, рванулась вперед и перешла в галоп.
Это произошло так неожиданно, что Джорджина чуть не вылетела из седла, а она сроду не терялась на лошади, даже сидя в женском седле. С тех пор как ей исполнилось восемь лет.
И хотя сразу же могла остановить Элсбет, но не стала. Вместо того просто наклонилась вперед навстречу ветру и позволила кобыле выбирать дорогу. Они неслись прочь. Прочь, прочь.
Джорджина слышала, как отрывисто кричал Хью, потом раздался тяжелый стук копыт Ришелье. Он в считанные секунды их настиг бы. Ришелье был рожден для скачек. Ей не нужно было оглядываться, чтобы знать, как прижаты уши жеребца, как копыта взрывают землю, вздымая клубы пыли. Еще секунда — и Хью схватит ее поводья.
Слева высилась старая каменная стена. Справа всю дорогу до поместья Финчли вилась живая изгородь из боярышника. Джорджина с Элсбет перепрыгнули ее, потому что легче свалиться с дамского седла, когда поворачиваешь налево. Кобыла перемахнула боярышник легко, как стрекоза касается водной глади, и понеслась в чистом поле.