Самая подходящая леди (ЛП)

Единственный мужчина, которого Джорджина видела плачущим, был камердинер Ричарда, после того как умер хозяин. Она разрешила ему сидеть с Ричардом до самого конца, потому что… потому.

И когда камердинер вышел из спальни Ричарда с опухшими глазами, и слезы еще скатывались по его щекам, Джорджина в тот момент поняла, что овдовела.

— Тогда ты этого еще не понимала, — напомнил Хью, положив подбородок ей на макушку. — И несколько раз давала мне платок, когда тебе казалось, что я в нем нуждаюсь. И я всегда с пренебрежением его отталкивал, но за жест был благодарен.

— Не помню, — призналась Джорджина. — Как странно.

— Потом матушка умерла. И мы все надели траур, и приехали наши тетушки, наступил кошмар. — Хью обнял ее крепче. — Из детской стало труднее выбираться, но я умудрился спустя несколько дней. До того… ну, девчонки нуждались во мне.

— Ты был самым лучшим старшим братом, — заверила Джорджина. — Даже для меня, хотя я не твоя сестра.

— И слава богу, что нет, — сказал он с искренней радостью в голосе, от чего ее сердечко живо встрепенулось снова. — Я бросился в пруд не потому, что собирался заплакать…

— Поскольку мальчики не плачут, — подсказала она.

— Потому что у всех глаза были на мокром месте и чтобы никто, на всякий случай, не заметил, что я в этом смысле ошибка природы.

— И где вступаю я?

— Ты тоже сбежала, только я не знал. Должно быть, ты последовала за мной. Тебе было — сколько? — семь лет, поэтому я не могу представить, как тебе это удалось.

— О, я могла сбежать, — подтвердила Джорджина. Ей так нравилось очутиться в теплом гнездышке, которое образовали обнимавшие ее руки Хью. — Меня так муштровали по части правил и слуг, как поступать, что я всегда знала точно, как поступить неправильно. Это же неизбежно. Заранее учат не целоваться по темным углам еще до того, как возникнет даже смутное побуждение этим заняться.

— А Ричард целовал тебя в темных углах?

В голосе звучала не ревность, а любопытство.

— Нет. Значит, я сбежала из детской?

— Я только знаю, что когда отвлекся от плескания в пруду, который, кстати сказать, был восхитительно теплый, то ты уже была там.

— На краю пруда?

— Когда я увидел тебя, ты уже сбросила передник и платье. Меня охватил такой ужас, что я ничего не предпринял. Ты в один миг скинула туфли и чулочки, потом сорочку и просто вошла в воду.

— Нет!

Хью засмеялся.

— Да. Именно. Ты, истинная леди Джорджина. Ты сбросила без помощи горничной всю одежду и вошла в воду, словно родилась с умением плавать.

— А как поступил ты?

— Я не мог выйти, — пояснил он. — Потому что хоть я знал не так много о правилах поведения, однако был уверен, что юным леди не полагается видеть краник мальчиков. Поэтому я отступил поглубже в воду, а ты последовала за мной. А потом, не успел я опомниться, как ты уже плескала на меня водой.

— Поверить не могу, что не запомнила такое!

— А я никогда не забывал. Ты была самой прекрасной девочкой, Джорджина. Самое красивое зрелище, встретившееся мне. Кожа белая-белая, как сердцевина цветка. Волосы, обычно заколотые и прилизанные, рассыпались по плечикам, когда ты отбросила шляпку.

— Ты же не…

— Почувствовал желание? Я думал о тебе, как об одной из моих сестренок. И в то же время… смутился. Ты так отличалась от меня, и такая хорошенькая, и такая… такая женственная. Твои волосы… и как ты визжала, когда я плескал на тебя водой.

— Ты плескал на меня? Очень не по-джентльменски.

— Я не знал, что еще делать. Конечно, я плескал на тебя, ты визжала и в ответ плескала на меня, поэтому я нахлебался воды, потому что хохотал вовсю. Вот так все было.

— Но как ты выбрался из пруда? А как я?

— Главный конюх отца услышал гам и явился. Он был не дурак и понял, что видит: ходячую катастрофу. Поэтому быстренько увел тебя куда-то, а мне приказал вылезать из пруда, и на этом все кончилось. Насколько я знаю, никто ничего не заподозрил. За ужином я услышал, что ты случайно упала в поилку для лошадей, и после этого твоя мама запретила тебе гулять около конюшен, а потом лето прошло, и мы все уехали в Лондон…

— Мне ведь не следовало упрекать тебя, что ты не понимаешь, что такое смерть? — тихо спросила она.

Настал миг молчания, а потом Хью чмокнул ее в нос и признался:

— Хотелось бы, чтобы ты была права. Всю жизнь не могу забыть. Я любил матушку всем сердцем, а она умерла.

— Тогда почему ты продолжаешь объезжать лошадей? — раздраженно воскликнула Джорджина. — Ты же знаешь, что точно так же можешь умереть.

— Не знаю, заметила ли ты, Джорджи, но никто из нас не избежит смерти. — Она фыркнула. убыцшу — Я не могу жить и бояться.

— Ты не думаешь о людях, которые вынуждены бояться за тебя.

Без предупреждения Хью перевернулся, увлекая ее за собой, и вот он уже лежит в клевере, а она лежит рядом с ним. Прямо около него. Джорджина мгновенно застыла, каждая частица тела вдруг ощутила присутствие Хью. Это большое, мускулистое, великолепное тело. И пальцы ее затряслись, так ей захотелось его потрогать.

— Джорджи, — произнес он.