Самая подходящая леди (ЛП)

Джорджина слышала, как бранится Хью, но слова его уносились ветром. Может, Хью думал, что Элсбет понесла. Да кому интересно, что он там думал? Край поля приближался, и они выскочили на следующее, перемахнули через разрушенную стену, проскакали по сельской тропе. Сзади слышалось, как копыта Ришелье громыхают по земле.

Потом оказались уже за другой зеленой изгородью. Джорджина немного не рассчитала и чуть не соскользнула с седла, но умудрилась удержаться. Хорошо, что она забыла свою шляпку в трактире, потому что и так бы ее давно потеряла. Модные шляпки не предназначены для бешеных скачек по полям.

Теперь Элсбет стала похрапывать, ноздри потемнели от пота. Она была изящной, милой лошадкой, уши ее трепетали, ожидая следующей команды. Она и сама наслаждалась скачкой… однако начала уставать.

Они перепрыгнули последнюю изгородь, просто потому что могли и потому что по другую сторону был пруд. Тогда Джорджина соскользнула с лошади, и прежде чем Ришелье взял предыдущее препятствие, расстегнула ненавистный жакет, вывернула его наизнанку, стала вытирать шею Элсбет, приговаривая:

— Ты сладкая девочка! — И сама старалась отдышаться.

Элсбет ткнулась в ладонь и тихо заржала, говоря на лошадином языке, что сама не прочь повторить. Только не сейчас. Потом Джорджина стянула уздечку и пустила кобылу к пруду.

Ришелье перемахнул кусты с запасом в добрых три фута. Этот конь выиграл бы Эскот, подумала Джорджина. В нем есть мощь, и у него великолепные сильные ноги.

Хью соскочил с седла, прежде чем копыта Ришелье коснулись земли, но вместо того чтобы засмеяться, испытав удовольствие от погони, он огромными ладонями как тисками схватил Джорджину за руки и тряхнул. Сильно.

— Что, черт возьми, ты вытворяешь, Джорджи?

И снова тряхнул.

Она вырвалась, отступив, и его руки упали. Ярость дрожью отдалась у нее в спине.

— Ты не имеешь права…

Хью не стал слушать то, что она могла сказать. Просто притянул к себе, как мешок с зерном, и впился ей в рот, заглушив слова.

Поцелуй Хью как гроза. Такой свирепый и собственнический, что, наверно, Джорджина и не смогла бы с ним бороться. Только не ее тело. Разум заволокла дымка желания в тот же миг, как Хью прижался к ней. Колени ослабли, руки обвились сами собой вокруг него… и Джорджина забыла как дышать.

— Не смей так больше делать, — свирепо заявил Хью секундой позже.

Доселе Джорджина даже не задумывалась, почему так поступила, однако сейчас усмехнулась.

— Почему бы и нет?

— Для такого рода шалостей ты недостаточно хорошая наездница.

Она сощурила глаза.

— Покажи мне любое достаточно высокое препятствие, и Элсбет его возьмет. Да кто ты такой, чтобы считать себя лучшим наездником, чем я?

— Я, — просто ответил Хью.

— Ты? Да ты все время падаешь, — возмутилась Джорджина. — А я нет. В жизни не падала с лошади.

— Ну, ты…

— И к тому же я езжу в дамском седле, — добавила она, подчеркивая, что это важно.

Стало видно, что гнев Хью уже схлынул.

— Так ты хочешь сказать, что мне нужно брать у тебя уроки?

— Я никогда не падаю. И не беру препятствия, которые не способна одолеть моя лошадь.

— Я тоже, — коротко сказал он.

— Тогда почему ты меня тряс?

Джорджина не смотрела на него, просто смахнула листочек с белой блузки. Почему-то без жакета она чувствовала себя какой-то уязвимой. Корсаж был пошит из тонкого ирландского льна. Она могла разглядеть, как через рукава просвечивают голые руки.

— Потому что ты… — Он замолк.

— Я лучше всех езжу в дамском седле, ты же знаешь.

Джорджина просто напомнила ему, потому что это была правда, и Хью ее знал.

— Ты до печенок напугала меня, — признался он, еще раз легонько встряхнув Джорджину. На сей раз ласково. — Я подумал…

— Страх, — строго заметила она, — неподвластное чувство. Я всегда так думала.

И тут Хью ее удивил. Запрокинул голову и рассмеялся, дикий хохот прокатился по полю. Даже Ришелье навострил уши, прислушался и снова принялся щипать траву.

— Так ты решила преподать мне урок?

Огромный красивый зверь этот Хью, и Джорджина его хотела. Смотрела, как он хохочет, обратив лицо к солнцу, любовалась мощной загорелой шеей и сдавалась, признавая правду.

Она хотела его, чувствуя примитивное лютое желание, несвойственное тому, что ей довелось испытать в браке. Она желала Хью до боли, которая зарождалась в груди и разливалась по всему телу до самых кончиков пальцев.

И все же Джорджину уязвило, что Хью смеется над ней, поэтому она отвернулась и пошла к Элсбет, которая мирно пощипывала одуванчики, росшие на берегу пруда.

Хью последовал за ней.

— Помнишь, как мы плавали много лет назад? — промолвил он, наклонившись к уху Джорджины.

Которая не ожидала, что он окажется так близко, вздрогнула и эхом отозвалась:

— Плавали? Я же не умею плавать.

— Только не говори, что ты забыла.

В его голосе звучали озорные ноты.

— Я никогда не плавала, — уверенно настаивала Джорджина.

Плавание — не тот род занятий, который даже рассматривается приличными молодыми леди. А Господь знает, что она всегда соблюдала приличия.

— Мне было десять лет. В то лето умирала моя мама, поэтому вы со своей мамой гостили в нашем поместье.