«Самая сладкая ложь»

Константин ответил не сразу. Рассказ Гилада и разговор в целом он слушал вполуха, так как мысли его были далеки и от беременности Кристины, и штаба, и операции, которую планировалось начать через несколько минут. Он думал о вчерашней ночи, о разговоре с Лией и о том, что было после разговора. Точнее, не думал, а восстанавливал в памяти ощущения. Ему казалось, что вчера он почувствовал что-то совершенно новое, что-то, что было скрыто за прозрачным занавесом, а теперь вдруг открылось полностью. Он размышлял о том, как можно назвать это ощущение, и как можно его охарактеризовать. Одно он мог сказать со стопроцентной уверенностью: это было что-то не похожее на то, что он испытывал раньше. Больше всего это напоминало какую-то незримую, но крепкую связь, ниточку, которая протянулась между ними и что-то завершила. Что? На этот вопрос у него тоже не было ответа. И уж слишком мешали размышлениям о духовном воспоминания о физических ощущениях. Одно только прикосновение к Лие каждый раз воспринималось им по-разному. Константин подумал о том, что если бы решил описать словами хотя бы одну ночь, проведенную с ней, то ему не хватило бы и миллиона слов. Почему он так мало и так редко говорит ей об этом? Люди постоянно говорят о своих чувствах, но редко описывают словами физические ощущения. А чего же стоят чувства, если мы не облекаем их в физическую оболочку?

– Константин! – в очередной раз позвал Боаз. – Ты меня слышишь? Или ты тоже скоро станешь отцом, и именно об этом размышляешь?

– Что? – Константин посмотрел на него. – Отцом? Нет… отцом пока не собираюсь. Только мужем.

– Ну, вот и славно, – добродушно закивал Боаз. – Если мужем, то и до отца недалеко. Посмотрим, возможно ли такое – чтобы на свет появился человек, который будет умнее тебя.

– Майор, вы заставляете меня краснеть.

– Мог бы покраснеть хотя бы из вежливости!

Гилад глянул на часы.

– Я думаю, мы начнем, – сказал он. – Ах да. Яфит сказала, что на той дороге, по которой должны были ехать Лия с Махметом, произошла авария. Они поехали другой дорогой. Будут на месте на двадцать минут раньше.

– Почему каждый раз в последнюю минуту случается что-то такое? – недоуменно спросил Боаз, подвигая кресло к столу. – Никогда еще не было такого, чтобы все прошло гладко, точно по плану.

– Это я приношу вам несчастья, майор, – ответил Константин. – Для того чтобы отогнать злых духов, перед каждой операцией мне следует проводить сеанс медитации над священным огнем.

Боаз глянул на него с усмешкой.

– По-моему, в последнее время мы все потратили такое количество нервных клеток, что нам стоит дружно отправиться к священному огню и заняться групповой медитацией.

– Мне одному не нравится, как звучит словосочетание «групповая медитация», или все об этом подумали?

Гилад в очередной раз просматривал конечный вариант плана операции и, видимо, обсуждение групповой медитации прошло мимо его ушей.

– А это правда, что женщину могут положить на сохранение уже на третьем месяце беременности? – поинтересовался он таким тоном, будто читал медицинский журнал.

– Лейтенант Гордон! – возмутился Константин. – Я не хочу больше слышать разговоров о детях. По крайней мере, до того, как мы закончим.

– Вы деморализуете своих коллег, – в тон ему произнес Боаз, но уже не без доли иронии.

Константин взял у Гилада документы и, открыв папку, достал из кармана пиджака паркер.