– И самое главное: голос на записи не ее. Наша мать не называет дочь сладенькой. И цветочком не называет. Она зовет ее просто Настенькой. Я ее три раза допрашивал, Макс. Она в кабинете у меня рыдала, в доме рыдала. Ни разу она не назвала дочь «кровинушкой» или подобной хренью. Просто Настенька.
Макс плюнул на крыльцо. Нахмурился.
– И что ты предлагаешь? Отпустить? Только потому, что она у тебя на допросе дочь кровинушкой не назвала?
Я усмехнулся. Посмотрел на опера.
– Дурак, что ли? Куда ее теперь пускать в таком виде? Берите явку, дату не пишите. Завтра повезете мамашу в город на психушку, как договаривались. Как скинете, возвращайтесь сюда. Я пока поговорю тут с одним дедком.
– Что за дедок?
– Не знаю. Какой-то Саныч. Забегал сюда утром, искал меня. Говорит, хочет что-то важное рассказать. Про прошлые случаи.
– Про прошлые?
– Ага. Якобы такое уже здесь бывало.
Опер свел брови и посмотрел на меня подозрительно:
– Миш, ты че, детективов перечитал? Или триллеров?
Я вновь усмехнулся. На этот раз по-доброму.
– Пошел ты, скептик хренов. Иди лучше проверь, чтобы наш татарин бабу не расстрелял, пока мы тут курим. А я пойду. Познакомлюсь со стариком.
Часы показывали половину четвертого. Спать не хотелось.
– Ладно, Саныч, – сказал я после того, как половина наливки уже бултыхалась в желудке. – А теперь скажи мне. О чем ты промолчал в прошлый раз, когда мы только встретились?
Старик перекрестился.
– Ей-богу, все сказал, начальник. Два раза девки пропадали. И постоянно эта колыбель в лесу появлялась. Первый раз я еще мелким был, плохо помню. Я тогда с батей на охоту пошел, мы ее нашли недалеко от солонцов.
– Прям ее-ее?
– Та же самая, Богом клянусь! – старик вновь осенил себя крестным знамением. – Я даже погремушку эту помню. Больно она мне тогда понравилась, хотел себе забрать. Но батя не дал. Сказал, мол, лешего это колыбель – не вздумай трогать.
Захмелевший старик взмахнул рукой, пытаясь изобразить грозящего пальцем отца. Чуть не опрокинул бутылку.
– Вот, значит. А второй раз – уже в восемьдесят девятом. Ну там ваших хренова гора приехала, так что, если надо, дело найдешь. Тоже, значит, девчушка – месяца три от силы, пропала ночью. Куда? Как? Черт знает. Искали-искали и в итоге закрыли мамашу. Решили, что она дочь прикопала. Потом, вроде как, та даже призналась и место показала, но только все равно не нашли. Всю тайгу с собаками исходили, перекопали все, а не нашли.
Я придвинулся ближе. Резко ударил ладонью по столу.
– Са-а-аныч, – требовательно протянул я, – хватит мне в уши лить. Все это я слышал. И дело то читал. Говори, о чем молчишь. Я же вижу, что где-то недоговариваешь.
– Ей-богу, начальник!
– Не богохульствуй. Колись.
Я разлил самогон по рюмкам. Взял обе в руки и выжидающе посмотрел на старика.
– Ну? Не томи.
Саныч и трезвый-то был не очень хорошим лжецом, а под градусом и вовсе выдавал себя с потрохами. Он вертелся на табурете, отводил взгляд и чуть ли щеками не румянился.
– Ладно, – вздохнул старик. – Только давай сначала выпьем.
Я отдал ему рюмку и тут же осушил свою.
– В общем, та, вторая… – сказал Саныч. – Моя была.
На секунду мне показалось, что старик шутит. Но в его захмелевшем взгляде не было и тени лукавства. Старик посмотрел на меня и тут же опустил глаза, словно устыдившись собственного признания. Грязными желтыми пальцами он теребил пуговицу на рубашке и говорил тихо, будто боялся, что его услышат:
– Гулял я, конечно. Кто ж молодым не гулял? Ну вот и получилось, что забрюхатил ту бабенку. Она, конечно, умница. Семью ломать не стала, да и у самой у нее мужичок был. Не знаю, догадался ли, правда. Наверное, нет. Иначе б пришел морду бить.
– Так, может, это его дочь и родилась?
Старик хмыкнул и почесал щетину.
– Сразу видно, начальник, нету у тебя детей.
– Это тут причем?
– А притом. Не знаешь, чего говоришь. Были б свои дети, знал бы, что свою кровинушку сразу чувствуешь. Ни с кем не спутаешь.
– Как ты сказал?
– Чего сказал?
– Ну вот, только что.
– Свое дите, говорю, ни с кем не перепутаешь. Каждую ночь тебе сниться будет, к себе звать.
Я задержал взгляд на старике. Попытался разглядеть в выражении его лица беспокойство. Или издевку. Или угрозу. Хоть что-нибудь.
Старик налил самогона и выпил молча.
«Совпадение, – подумал я. – Просто совпадение».
– Жениться тебе надо, начальник, – пробурчал Саныч. – Какой смысл одному бегать? Без детей – жизнь, считай, впустую. А без доброй невесты и леший в тайге не живет. Что уж о нас говорить.
Я хотел возразить, но в последний момент передумал. Да и старик, судя по виду, не желал спорить. Глубоко вздохнув, он убрал пустую бутылку под стол.
– Ладно. Засиделись мы. Через пару часов рассветет.
– Согласен, – кивнул я. – Давай покурим. И спать.
Мы молча вытянули по сигарете, сидя на корточках около печки. Стряхивая пепел в открытое поддувало, я как бы ненароком старался заглянуть внутрь. Разумеется, ничего, кроме золы, там не нашлось.
– Тебе одеяло потеплее дать? – спросил старик, когда мы зашли в комнату. – Я уж угля подкидывать не буду, пусть что есть догорает.
– Не надо. Самогон согреет.