Самодержавие на переломе. 1894 год в истории династии

Однако самым главным местом письма Победоносцева к Феоктистову следует считать недовольство тем, что Воронцов-Дашков до сих пор не начал регулярно информировать общество о самочувствии государя и о том, что происходит вокруг него. Причем обер-прокурор не ограничился одним лишь сетованием по этому поводу. 4 октября он обратился из Гурзуфа к Воронцову-Дашкову в Ливадию с тревожным письмом. Констатировав, что по стране «ходят нелепые слухи», обер-прокурор подчеркнул, что в том имеется также «наша вина» – слабое и явно недостаточное информирование общества о происходящем в царской семье и вокруг нее. Победоносцев отмечал, что «злобные и лживые» сведения об Алисе Гессенской появляются в западной – немецкой и английской – печати и оттуда «переходят в болтовню русскую». Например, утверждается, что невеста цесаревича не собирается переходить в православие и «меняет одного за другим законоучителя». «Давно бы [пора] печатать об ней известия», – заключал по этому поводу обер-прокурор, тем более что духовник императорской семьи – протопресвитер Иоанн Янышев, – бывший у принцессы законоучителем, вынес о ней самое положительное впечатление. И хотя «высочайше нареченную невесту» в церкви поминают, но делается это без «общего распоряжения». Раньше подобные предписания определялись «государственными актами и манифестами», и обер-прокурор информировал своего корреспондента о намерении издать от имени Синода такой документ. «Бог знает что», удручался Победоносцев, говорят и о Николае Александровиче, и причиной тому снова неведение: «.. народ – да и общество – не знает его»[142].

Что касалось информирования общества о наследнике и его невесте, то этот вопрос – даже в случае принятия по нему положительного решения – требовал особо тщательной проработки. Гораздо проще было наладить издание официальных сообщений о состоянии здоровья Александра III, тем более что прецедентом уже стала публикация в «Правительственном вестнике» 17 сентября. Поэтому можно предположить, что в том числе и с подачи обер-прокурора заключение консилиума от 4 октября[143], в котором констатировались отсутствие улучшения в протекании «болезни почек» и общее ослабление пациента, было на следующий день напечатано в «Правительственном вестнике» [144] и положило начало регулярному публичному распространению сведений о государе путем издания специальных бюллетеней.

Гораздо хуже обстояло дело с закономерно возникавшим у общества вопросом о том, чем занят наследник. И вот об этом действительно делались самые разные предположения. Например, начальник штаба войск гвардии и Петербургского военного округа генерал-лейтенант Н. И. Бобриков поведал 4 октября Богданович, что якобы накануне царь принимал Победоносцева и поручил ему подготовить документ о временной передаче власти регенту, которым должен стать наследник[145]. (Выше приводились сведения из заслуживающих доверия источников об обсуждении возможности регентства Николая Александровича в кругу приближенных к императору лиц.) «Нелепые слухи», бродившие по стране, достигали и Ливадии. Находившийся там сын министра императорского двора Иван записал 7 октября в дневнике, распространившееся мнение о нежелании цесаревича жениться на принцессе Алисе Гессенской и об отказе последней принимать православие и приезжать в Россию[146].

Тревога и недоумение возникли и среди министров. В письме к Воронцову-Дашкову от 10 октября глава военного ведомства П. С. Банковский сетовал, что прибывший в тот день фельдъегерь не доставил ему от государя ни бумаг, ни высочайших приказов. «.. а я думал, что его высочеству наследнику цесаревичу переданы текущие дела, – досадовал министр и с явным неудовольствием продолжал: – останавливаем всю машину…» Ванновский жаловался на недостаточную информированность о состоянии здоровья Александра III и множившиеся из-за этого слухи. Военный министр сообщал адресату, что телеграфировал командующему Императорской главной квартирой О. Б. Рихтеру и просил его донести до министра императорского двора просьбу дважды в день присылать «официальные сведения». В противном случае их отсутствие «порождает ропот и допускает легкую фабрикацию ложных слухов, которые проникают в военную среду». Ванновский отмечал, что обратился также с просьбой к министру внутренних дел, чтобы его ведомство по своим каналам «сообщало полученные известия всем начальникам гарнизонов». Военный министр указывал на необходимость незамедлительно направлять в войска «официальные сведения», поступавшие из Ливадии. «Таким путем, – подчеркивал он, – можно бы в войсках водворить доверие к правительственным сообщениям и устранить распространение вздорных слухов». Правда, конкретно в тот день «обратная связь» с Ливадией состоялась даже еще до отправки этого письма: на полях его первой страницы имеется приписка, что адресант «вздохнул свободнее», ознакомившись с официальным бюллетенем от 9 октября и с телеграммами императрицы, которые пришли в ответ на отправленные ей ранее телеграммы военного министра[147].