Самодержавие на переломе. 1894 год в истории династии

На колокольне бой часов раздался,
На мимолетность часа откликался.
До времени, что ускользает мимо, нет им дела.
Оно уходит прочь, и лишь любовь еще не улетела.
И поцелуй его на влажном лбу остался,

О, только бы сейчас со мной он не расстался.
Коль это сон, то больно будет пробужденье.
Нет, не буди меня, верни мне сон скорей[251].

Тема воздействия на переживаемые в настоящий момент чувства прежних привязанностей кого-то из влюбленных повторяется в одной из последующих вставок – цитате, оказавшейся затем включенной в дневниковую запись за 14 июля. На этот раз Алиса процитировала строчки из стихотворения тоже английского поэта – Томаса Парнелла – «The Vigil of Venus» («Вигилия Венеры»). Перевод фрагмента из Парнелла дан в берлинском издании, однако он нуждается не только в уточнении, но и дополнении. В нем опущен важный момент – своего рода диалог, в который вступила принцесса с только что занесенными ею на страницы дневника цесаревича словами. После строчек Парнелла: «Ныне же пусть любят те, которые еще никогда не любили; те же, которые любили всегда, пусть ныне полюбят вдвойне», – имеется приписка (уже от лица Алисы и тоже по-английски): «Да»¹. Принцесса, продолжавшая глубоко переживать по поводу признания, сделанного цесаревичем, точно искала поддержки в литературных произведениях. Найдя же хотя бы какие-то ассоциативные образы, подтверждавшие правоту занятой ею позиции и словно подсказывавшие способы распутывания этого сложного переплетения глубокой сердечной привязанности и одновременно ревности к прошлому, в котором ее попросту еще не было, она словно внушала себе – так оно и есть.

Следующая интерполяция принцессы (в дневниковой записи за 15 июля) также представляет собой вариацию на ее же собственные слова, занесенные в дневник жениха и, наверняка, проговоренные ему вслух: «Что в прошлом, то в прошлом, и никогда больше не вернется». На этот раз Алиса привела высказывание английской писательницы Марии Корелли (итальянизированный литературный псевдоним Мэри Маккей) из ее романа «Ардат»: «Прошлое – в прошлом и никогда не вернется, будущее нам неведомо, и только настоящее можно назвать принадлежащим нам»[252] [253]

.

Еще одна вставка, сделанная рукой Алисы в дни совместного с Николаем пребывания в Англии и оказавшаяся потом в записи за 17 июля, вновь посвящена так остро волновавшей принцессу теме невозвращения в прошлое. На этот раз невеста процитировала средневекового немецкого миннезингера Вернера фон Тегернзее:

Ты – моя, а я – твой.
Нет здесь тайны никакой.
Заперта ты в моем сердце,
Обронен был ключик мной.

Быть тебе моей судьбой[254].

И как в приведенной выше интерполяции, оказавшейся затем в дневниковой записи за 14 июля, принцесса сделала к цитате приписку от себя лично, превратив стихотворные строфы в послание «любимому Ники»[255].

Начиная с этой вставки все последующие более или менее крупные интерполяции, сделанные Алисой во время их совместного с Николаем пребывания в гостях у английской королевы Виктории, представляют собой цитаты на немецком языке. Перемена языка записывавшихся Алисой цитат удивительным образом совпала с переменой их сквозной темы: вместо нежеланного, но упорно будоражившего любящее ревнивое сердце прошлого в интерполяциях появляется новый образ – образ крепости и неколебимости нового, переживаемого в настоящий момент чувства. Например, на странице, на которой потом появилась дневниковая запись за 21 июля, принцесса процитировала слова неизвестного автора к песне немецкого композитора Карла Бёма:

Тиха, как ночь, и глубока, как море, любовь твоя должна быть!
Если любишь меня ты так, как я тебя, мне суждено твоей быть!
Раскалена, как сталь, тверда, как камень, любовь твоя должна быть![256]

А через одну страницу принцесса привела две заключительные строки из фрагмента стихотворения Оскара фон Редвица. Для понимания того, о чем в этом фрагменте идет речь, целесообразно привести его перевод целиком:

И в радости, и в горе, и в счастье, и в беде
Друг с другом остаются.
От первого лобзанья до гробовой доски
Лишь о любви пекутся[257]

.

Наконец, последней крупной интерполяцией, сделанной невестой в дневнике жениха в дни их летнего пребывания в Англии, стало стихотворение австрийского поэта Николауса Ленау «Bitte» («Просьба»):