Самодержавие на переломе. 1894 год в истории династии

В подобной ситуации принцесса вряд ли чувствовала себя уверенной и остро нуждалась в поддержке со стороны цесаревича. И лучшим проявлением такой поддержки было для нее исключительное доверие с его стороны. О том, чтобы навязывать своему жениху какие-то «политические» решения, еще не могло быть и речи.

Представляется принципиально важным выявление последней интерполяции, сделанной еще принцессой Алисой Гессенской, и первой вставки в дневник уже не цесаревича, а императора Николая II, занесенной туда принявшей православие великой княжной Александрой Федоровной. Это событие, как известно, произошло 21 октября, на следующий день после кончины Александра III[262]

. Названный рубеж определяется довольно легко – по содержанию самих интерполяций. В дневниковой записи за 19 октября оказалось запечатленное рукой невесты четверостишие на английском языке:

Пусть мир, любовь и Божья благодать
Цветами путь твой будут устилать.

И если попадешь на шип средь них,
Поверь, я не желала бед таких[263]

.

А через восемь страниц в дневниковой записи за 27 октября на этот раз по-немецки приведены строчки: «Бог идет с тобой, своим сыном, ничего не бойся! Где ты находишься, там ангел-хранитель; где ты, там твой Бог, где твой Бог, там есть надежда»[264]. Это слова швейцарского мистика, писателя и физиогномиста XVIII в. Иоганна Каспара Лафатера[265]

. Очевидна перемена тональности и эмоционального состояния обеих интерполяций – от легкой поэзии к серьезному и строгому наставлению. Нет сомнений в том, что вторая вставка сделана уже после смерти Александра III, в обстановке траура и – главное – нового качества как адресата-жениха, так и самой невесты (в последнем случае новое качество оказалось двойным – не только статусным, но и конфессиональным).

Обращает на себя внимание и переход на родной немецкий – переход, объяснимый и понятный в этой трудной и ответственной ситуации, которая, ко всему прочему, еще усугублялась возникшей неопределенностью со сроками венчания. В дневнике императора за 22 октября прямо указано на возникшее по этому поводу разногласие: «Происходило брожение умов по вопросу о том, где устроить мою свадьбу. Мама, некоторые другие и я находим, что всего лучше сделать ее здесь спокойно, пока еще дорогой Папа под крышей дома; а все дяди против этого и говорят, что мне следует жениться в Питере после похорон. Это мне кажется совершенно неудобным!»[266]. Довольно специфическое словосочетание «брожение умов», как показано выше, было употреблено вел. кн. Сергеем Александровичем в дневниковой записи за 14 октября. И 22 октября – в день, когда это же словосочетание использовал Николай II для описания споров внутри императорской фамилии по поводу срока и места его свадьбы, – великий князь снова прибегнул к этому обороту, причем по тому же самому поводу: «Идет сильное брожение умов – не сделать ли свадьбу сейчас здесь – мы, братья, против – думаем, приличнее немедленно после похорон, но в Петербурге. По-моему, здесь просто дико»[267]. Так что, во всяком случае, лингвистическое влияние дяди на племянника очевидно.

Следующая вставка, расположенная через три страницы после цитаты из Лафатера (здесь потом император сделает запись за 31 октября), вновь написана по-английски. Она представляет собой композицию из трех интерполяций, расположенных на одной странице с незначительными промежутками между ними. Тематически интерполяции встраиваются в смысловой ряд, заданный высказыванием Лафатера. Невеста утешала своего жениха после смерти его отца и одновременно, прибегая к христианской образности, наставляла на путь монаршего служения. Примечательно, что такая линия на первых порах выдерживалась даже в ущерб сугубо личным, чувственным отношениям между ними. В этом смысле первая интерполяция, – «все может исчезнуть, кроме Бога и твоего любящего сердца», – предстает исключением лишь при поверхностном взгляде. При ее сравнении с двумя последующими вставками становится понятным, что главное здесь – не «любящее сердце», а именно Господь и служение ему. «Неси свое бремя со стойким терпением и нерушимой надеждой, – писала Александра Федоровна. – Бог придаст тебе сил нести его – точно так же, как Он возлагает это бремя на тебя. Господь наградит тебя за твое терпение в тот самый миг, как снимет с тебя это бремя». Наконец, последняя интерполяция на этой странице звучит вообще мистически и отсылает к спиритуалистическим истолкованиям Священного Писания – истолкованиям, столь популярным в то время в ареале протестантского культурного мира. Великая княжна рекомендовала императору: «Постоянно спрашивай себя: что бы я делал, если бы понимал ангелов, свидетелей самых сокровенных деяний»[268].