Самодержавие на переломе. 1894 год в истории династии

17 декабря 1894 г. Победоносцев в письме к вел. кн. Сергею Александровичу изложил мнение о Кривошеине покойного императора. Отметив, что министр ни у кого не вызывает жалости, так как «он давно уже стал повсюду притчею во языцех», Победоносцев подчеркнул, что Александр III был осведомлен о «нехороших делах» в Министерстве путей сообщения: об этом государь «говорил еще в марте». А перед тем, как отправиться в Беловеж летом 1894 г., Александр III даже интересовался, почему Кривошеин «не подает просьбы об увольнении»[306].

Министр путей сообщения сделался героем пересудов, анекдотических историй и эпиграмм на злободневные темы. Вот одно из таких стихотворений неизвестного автора:

Был офицер, крупье; был он затем
Услужливый Артюр, старух любимец,
Подрядчик, голова, делец и всем,
Чем может быть в России проходимец.
Министром только не был он.
Но словно миру в поученье,
Кого приблизить может трон,
Министром стал путей собщенья
(так в оригинале. – Д. А.)
Вдруг Кривошеин Аполлон[307]

.

Собеседница Богданович по фамилии Зайцевская, близкая к о. Иоанну Кронштадтскому, рассказывала любопытную историю о Кривошеине. По словам Зайцевской, став министром, Кривошеин «очень плакал» и признавался о. Иоанну, что он «чувствует себя неспособным к этому делу». А о. Иоанн, внимая словам министра, молился за него: «Умудри, Господи, раба твоего Аполлона»[308].

Разговоры о том, что отставка Кривошеина неизбежна, начались с новой силой сразу же после кончины Александра III. Уже 30 октября 1894 г. Богданович занесла в дневник мнение о возможной замене министра путей сообщения. В качестве преемника назывался руководитель Комиссии о мерах к поощрению российского торгового мореходства и судостроения и глава Императорского Русского технического общества М. И. Кази[309]. 10 ноября о том, что министра путей сообщения «собираются прогнать», написал в дневнике Киреев. Вместе с тем генерал заметил, что за Кривошеина «распинается» министр внутренних дел. Киреев объяснил такое поведение Дурново тем, что он «назначил» Кривошеина, а также «ручался» за своего протеже перед Александром III[310]. А 20 ноября Богданович процитировала в дневнике слова М. С. Каханова. Бывший товарищ министра внутренних дел при М. Т. Лорис-Меликове полагал, что теперь «уже более или менее можно ориентироваться, кто из министров первый потеряет портфель», и указывал на Кривошеина[311]. К началу декабря разговоры о неизбежной отставке главы МПС усилились. По-видимому, именно в эти дни, в первой половине декабря, Киреев заметил в дневнике, что, несмотря на «сотни предположений», «самые разнообразные и невероятные» толки и ожидаемые к концу года «перемены», не следует ожидать ничего, «кроме Кривошеина»[312].

Обилие слухов о возможных кадровых перестановках объяснялось в том числе и отсутствием у Николая II готовой команды, способной занять ключевые посты. «У нового царя нет близких к нему стоящих людей», – записала 4 декабря в дневнике Богданович. Поэтому «идут догадки, кто будет у власти» [313]. Примерно тогда же Киреев привел в дневнике уничижительную характеристику императорского окружения (запись помечена декабрем, скорее всего, она сделана еще до развязки дела Кривошеина, так как министр путей сообщения упоминается здесь в ряду других министров): «Государь, по-видимому, очень “изолирован”, нет никого, ни одного человека, на которого бы он мог опереться. Победоносцев – узкий ученый без всякого характера. Воронцов – нуль. Пьяный Черевин – тоже, Дурново – дурак круглый. Кривошеин – дрянь, Муравьев – умный, но беспринципный человек. Витте – умный, но тоже без принципов, нахал»[314]. Киреев почему-то ничего не написал о Бунге…

По иронии судьбы Кривошеин узнал о собственной отставке в день своего тезоименитства – 14 декабря, на мученика Аполлония Антинойского. Для министра путей сообщения этот день, по словам Богданович, был отмечен еще одним торжественным событием – освящением домовой церкви, на которое «были приглашены все чины» ведомства. И пока «восхваляли за завтраком хозяина», ему тем временем «посылалась полная отставка с лишением его даже придворного звания»[315]. Комментируя обстоятельства отставки, Половцов едко заметил в дневнике, что 14 декабря министр путей сообщения давал гостям «обильный завтрак, после коего и получил сам угощение»[316].