Позиция Витте в вопросе о назначении на его прежнюю должность Кривошеина и отношение к последнему министра внутренних дел требуют объяснения. Что касается стремления министра финансов угодить Дурново, то оно вызвано ролью главы МВД, которую тот сыграл в деле женитьбы Витте на М. И. Лисаневич: Дурново лично ходатайствовал перед Александром III, чтобы государь разрешил тогда еще министру путей сообщения вступить в брак с разведенной. Витте писал в воспоминаниях, что детали разговора Дурново с императором остались для него неизвестными. Сам же он был твердо намерен подать в отставку ради обретения беспрепятственной возможности совершить шаг, считавшийся в то время для чиновника такого ранга предосудительным[294]
.Между тем в комментариях к воспоминаниям Витте сказано, что мемуарист «не договаривает», так как за ходатайство перед императором министр внутренних дел «потребовал» взамен поддержку в вопросе о проведении Кривошеина на должность министра путей сообщения. Сам же Дурново тянул Кривошеина потому, что их, а также командующего Императорской главной квартирой Рихтера «связывала система перекрестных адюльтеров». В результате названные лица «считали себя обязанными тянуть друг друга вверх по служебной лестнице». Так, Рихтер способствовал проведению Дурново в министры внутренних дел, а теперь настала очередь Дурново устроить Кривошеина[295]
.Однако имеются и более прозаические аргументы, почему Витте поддержал кандидатуру Кривошеина. Как отметил в воспоминаниях А. С. Путилов (впоследствии – сотрудник канцелярии Совета министров), Кривошеин стал министром путей сообщения «по рекомендации Витте, знавшего его как крупного дельца-капиталиста с большою деловою репутациею на юге»[296]
.Совсем иначе отношение к Кривошеину со стороны Дурново и причина, побудившая Витте согласиться на назначение выходца из Ростова своим преемником в Министерстве путей сообщения, представлены в воспоминаниях Колышко. Мемуарист считал, что, перебравшись в Петербург, Кривошеин «в роскоши, на широком досуге стал, поучая всех уму-разуму, ждать случая». В то же время его бывший покровитель Дурново хотя и был должником Кривошеина, однако «не торопился с ним рассчитаться: уж очень неказиста была репутация у его кредитора». Тогда Кривошеин завел связи с другими влиятельными столичными фигурами – Витте, Мещерским и государственным контролером Т. И. Филипповым. «Он был шармером, – писал Колышко, – обладал житейским опытом, умом. Его обеды и рауты вскоре прогремели. О Кривошеине заговорили». Однако Дурново упорно не хотел устраивать его карьеру.
В конце концов, судьбу Кривошеина предрешила специфическая ситуация в Министерстве путей сообщения. «Путейцы» в силу того исключительного статуса, который обрело во второй половине XIX в. железнодорожное дело, превратились в своего рода «кагал, непроницаемый для простых смертных». Они оказались «полновластными хозяевами не только техники транспорта, но и экономики его». Концессионная политика довершила трансформацию железнодорожного ведомства в «мощный хищнический аппарат государства в государстве». После катастрофы царского поезда под Борками в 1888 г. Александр III решил покончить с этой «путейской» исключительностью и назначил главным инспектором железных дорог А. А. фон Вендриха – «злого бульдога», который «загрыз немало путейских тузов, расшвырял ведомство, многих свел с ума». Но и ему не удалось покончить с кастовостью чинов МПС. Эта же задача была вменена новому министру путей сообщения Витте. Но когда Витте заменил И. А. Вышнеградского в Министерстве финансов, ведомство путей сообщения должно было перейти Вендриху. Однако Витте не хотел, чтобы этот «бульдог» возглавил министерство, тесно связанное с его новой должностью. Поэтому только что назначенный министр финансов «указал государю на Кривошеина». В итоге «ростовский Кречинский попал во всероссийского перевозчика»[297]
.