Самодержавие на переломе. 1894 год в истории династии

По первому факту было установлено, что Кривошеин обязался перепродать «посредствующим евреям» участок принадлежавшего его имению леса «на сруб». Когда же губернский лесоохранительный комитет запретил вырубку леса, Кривошеин «отказался дать удовлетворение евреям-комиссионерам», ссылаясь на комитетское решение. Иначе говоря, «надул» посредников. «Маневр ловкий, – заключил по этому поводу Куломзин, – но неудобный для министра».

Второй факт был еще более «неудобным», так как напрямую свидетельствовал о коррупционных действиях министра. Кривошеин продавал еврею, занимавшемуся поставками на местную казенную железную дорогу, шпалы из собственного леса. К тому же было доказано «дурное качество» части шпал. Дознание выявило и еще один дискредитировавший Кривошеина факт. Его шурин, екатеринославский губернский предводитель дворянства Струков, находясь в министерской квартире (а значит, при очевидном пособничестве самого министра), заключил с управляющим некоей казенной железной дороги договор о «снабжении этой дороги топливом и шпалами»[325]. Богданович сообщила любопытную подробность этой сделки. Деловым партнером Струкова оказался начальник Рижско-Орловской железной дороги Вас. Ник.

Коковцов (брат Вл. Ник. Коковцова – будущего премьера, а на тот момент – статс-секретаря Государственного совета). Договор предполагал продажу Коковцову Струковым шпал для Рыбинско-Бологовской железной дороги «за дорогую цену». Коковцов же за это – уже от министра путей сообщения – «получил повышение»[326].

А. Н. Мосолов также попытался оценить провинности Кривошеина, тем более что ему удалось ознакомиться с собранными Филипповым компрометирующими материалами. «Это были возмутительные факты», – подчеркнул мемуарист. Правда, мемуарист дотошно различал именно служебные злоупотребления и просто неблаговидные поступки. К первым он отнес, например, увольнение управляющего некоей железной дорогой за то, что тот отказался переводить локомотивы с угля на дрова. По словам А. Н. Мосолова, такое решение «составляло прямое злоупотребление властью». В то же время другие «грязные» дела Кривошеина «имели только косвенное отношение к его служебному положению». Среди таких дел автор воспоминаний назвал упомянутые выше «надувательство» еврейских предпринимателей при покупке министром имения в Шклове, а также контракты родственников его жены Струковых, взявшихся за организацию «поставки дров на железные дороги». Еще одним злоупотреблением такого же рода, по утверждению А. Н. Мосолова, стал навязанный руководящим органам «всех железных дорог» договор с типографией Мещерского на печатание в ней билетов, а также ведомостей[327].

Вместе с тем во всей этой истории явно ощущалась нехватка достоверных улик, убедительно доказывавших махинации Кривошеина и – главное – адекватных постигшему министра ритуальному наказанию. В январе 1895 г. Киреев записал в дневнике, что по поводу свидетельств о коррумпированности Кривошеина «ничего не выяснилось», а «обвинения Филиппова и других не оправдывались». Вместе с тем «совершенно мошенническая натура» бывшего министра путей сообщения проявилась во всей неприглядности. Стало ясно, что Кривошеин – «по призванию мошенник». «Теперь от него все отказываются, – отметил Киреев, – даже его патрон Дурново!»[328]. Киреев точно подметил коллизию. С одной стороны, «совершенно мошенническая натура» Кривошеина не вызывала сомнений. С другой стороны, предъявленные министру конкретные обвинения и по причине их недостаточной доказанности, и в силу самого характера нарушений (если бы даже они действительно имели место) явно не тянули на то, чтобы оказаться причиной первой громкой отставки нового царствования.

Более того, Колышко вообще считал, что заключенная в доме Кривошеина сделка оказалась выгодной для казенной железной дороги, подписавшей соглашение со Струковым. Рассыпались обвинения в поставке дров из принадлежавшего Кривошеину имения для нужд железной дороги, а также в строительстве новой путевой ветки через находившееся в собственности министра местечко Шклов. Впоследствии выяснилось, что подписание дровяного контракта состоялось еще до того, как Кривошеин стал министром. К тому же железная дорога была заинтересована в условиях этого контракта. А проведение новой ветки через Шклов приносило выгоду железной дороге. В итоге бывшего министра путей сообщения «частично реабилитировали, но поста не вернули» [329].