Самодержавие на переломе. 1894 год в истории династии

Складывание в 1903 г., после отставки Витте с поста министра финансов, новой министерской констелляции явилось поразительным политическим дежавю ситуации 1895 г. – только противоположным по своему значению для Витте. Возвышение министра финансов началось с наступления на Дурново и стало фактически состоявшимся фактом после перемещения министра внутренних дел в кресло скончавшегося Бунге. В 1903 г. уже Витте утратил (пускай лишь примерно на год) первенство и был переведен на место умершего председателя Комитета министров Дурново. Пусковым же механизмом этой карьерной амплитуды и оказалось в свое время дело Кривошеина.

Комментируя первую отставку нового государя, Богданович заметила: «Это страшный прецедент для будущего, это доказывает, что молодой царь не будет шутить». Однако генеральша не могла совместить изощренность, с которой была разыграна отставка Кривошеина, и успевший сложиться в общественном мнении образ Николая II как человека, не склонного к подобным утонченным ходам. Поэтому она намекала на причастность к смещению Кривошеина лиц, плетущих «интриги» и распространяющих «несправедливые наветы». Но вместе с тем общая оценка отставки не вызывала сомнения: «Тут царь поступил Дак], к[ак] следовало»[346]. Непосредственно причастный к подготовке государева решения об отставке Кривошеина Филиппов 19 декабря написал в письме к сыну Сергею: «Вчера “Прав[ительственный] вестник” напечатал об отставке Кривошеина: вера моя в правосудие государя блистательно оправдалась! Я никого не вижу; но мне сообщают случайные посетители, что радость общая и не знающая границ»[347]. Богданович передавала слова управляющего государственными сберегательными кассами Государственного банка А. П. Никольского. Отставка, считал он, данная подобным образом, «заставляет говорить в городе» об «опасном знамении, напоминающем времена Павла I» [348]. Налицо замышлявшийся пропагандистский эффект как раз требовавшегося диапазона – от страха до упования на государеву справедливость.

Еще интереснее посмотреть в ракурсе отставки Кривошеина на пресловутое «распутье». В. Л. Степанов отмечает, что буквально одновременно с Победоносцевым другим советником Николая II стал Бунге: с ним государь «постоянно совещался», а также разбирал «важнейшие вопросы». Далее исследователь со ссылкой на воспоминания Н. Н. Покровского, бывшего в 1894 г. чиновником канцелярии Комитета министров, пишет: «Вопреки бюрократической традиции, председатель Комитета министров даже на некоторое время получил право регулярного утреннего доклада. Всеподданнейшие доклады министров императору проходили теперь в его присутствии». Наконец, делая сноску на воспоминания Покровского и дневник Половцова, В. Л. Степанов считает, что отставка Кривошеина также произошла «по настоянию» председателя Комитета министров[349].

Мнение о «регулярных утренних докладах» председателя Комитета министров и о докладах других министров в присутствии Бунге слишком важно, чтобы безоговорочно принимать его, основываясь на брошенной вскользь фразе Покровского. А. В. Ремнев вслед за В. Л. Степановым повторяет, что председатель Комитета министров «имел в первое время ежедневные утренние доклады у молодого царя». (Правда, у него почему-то «регулярные» превратились в «ежедневные»!) А вот в отношении докладов министров под наблюдением Бунге А. В. Ремнев испытывает оправданный скепсис. Автор пишет, что Д. А. Милютин записал об этом слух в дневнике (как говорят, в присутствии Бунге происходят «все личные доклады министров государю»[350]), «по всей вероятности, выдавая желаемое за действительное» [351].

Ни о «регулярных», ни тем более о «ежедневных» докладах Бунге в конце 1894 г. ничего не говорится в других источниках. Например, в дневниках, письмах и воспоминаниях лиц, которые по своему статусу просто не могли бы не заметить участившихся аудиенций председателя Комитета министров, если бы столь примечательная перемена в положении последнего действительно имела место. По данным камер-фурьерского журнала, с момента прибытия Николая II из Ливадии в Петербург и до конца 1894 г. Бунге был у императора вообще только четыре раза – 3, 10, 30 ноября и 14 декабря[352]. Тем более не подтверждается информация о присутствии председателя Комитета министров на чьих-то докладах: император никогда бы не согласился на подобное завуалированное квазипремьерство да к тому же еще в своем присутствии! Думается, что слухи о востребованности Бунге были инспирированы как раз той ролью, которую председатель Комитета министров сыграл в деле Кривошеина. (Например, процитированная А. В. Ремневым запись в дневнике Милютина датирована 22 декабря, то есть уже временем после отставки министра путей сообщения[353].) И вот тут важно с максимально возможной точностью оценить эту роль.