Полли заметила письмо, и комок ужаса начал расти у нее где-то глубоко в желудке. «Патриции Чалмерз, Касл-Рок — от отдела детских пособий, Сан-Франциско, Гири-стрит, 666». Она гак хорошо помнила дом 666 по своим поездкам туда. Трем поездкам. И трем беседам с тремя чиновниками из отдела пособий детям неимущих, двое из них были мужчинами, которые смотрели на нее, как смотрят на конфетную обертку, прилипшую к парадному ботинку. Третьим чиновником оказалась громадная чернокожая женщина, знающая, как нужно слушать, и умеющая смеяться, и именно от этой женщины Полли в конце концов получила разрешение. Но она хорошо запомнила 666-й. Она помнила вытянутое, молочного цвета пятно на линолеуме, которое отбрасывало свет из большого окна в конце коридора; она помнила стук пишущих машинок, доносившийся из вечно раскрытых дверей; она помнила компанию мужчин, которые курили возле урны с песком в дальнем конце коридора, она помнила, как они смотрели на нее. Но особенно хорошо она помнила, каково ей было в ее лучшем наряде — темном нейлоновом брючном костюмчике и белой блузке, колготках «ножки-почти-голенькие» и туфлях на низком каблуке — и какой испуганной и одинокой она чувствовала себя там, потому что тускло освещенный коридор на втором этаже 666-го казался местом без души и сердца. Ее заявление на пособие детям неимущих было в конце концов утверждено, но запомнила она, конечно, отказы: мужские глаза — как они шарили по ее груди (их владельцы были одеты лучше, чем повар Норвил из закусочной, но во всем остальном, как ей казалось, разницы большой не было); мужские рты — как они кривились в показном осуждении, когда решалась проблема Келтона Чалмерза, ублюдочного выкормыша этой маленькой шлюшки, этой Дженни-заходи-попозже, которая только сейчас не выглядит как хиппи, но которая наверняка снимет свою шелковую блузку и пристойный брючный костюм, как только выйдет отсюда, не говоря уже о бюстгальтере, и напялит расклешенные джинсы и тесную вылинявшую майку, из которой так и будут выпирать ее соски. Их глаза говорили все это и даже больше, и хотя ответ из департамента пришел позже по почте, Полли сразу же поняла, что ей откажут. Она плакала, выходя оттуда после двух первых посещений, и теперь ей казалось, что она помнит каждый солоноватый след, оставленный слезинками на ее щеках, и то, как глазели на нее прохожие на улице — без всякого участия, лишь со скукой и любопытством.
Она никогда больше не хотела снова думать о тех временах и о том тусклом коридоре на втором этаже, но теперь воспоминания вернулись к ней так ясно и отчетливо, что она могла ощутить запах мастики на полу, могла вновь видеть молочное пятно света, падающего из большого окна, могла слышать сонный стрекот старых механических пишущих машинок, пережевывающих очередную груду бюрократической рутины.
Что им нужно? Господи Боже, что могло быть нужно людям из дома номер 666 по Гири-стрит от нее сейчас, после стольких лет?
«Порви его!» — почти заорал голос внутри, и приказ этот был таким повелительным, что она едва так и не сделала.
Но вместо этого она надорвала конверт. В нем лежал один листок — ксерокопия. И хотя на конверте был ее адрес, она с изумлением увидела, что письмо адресовано не ей, а... шерифу Алану Пэнгборну.
Ее взгляд скользнул в самый низ письма. Имя, напечатанное под нацарапанной подписью, читалось как Джон Л. Перлмуттер, и имя это задело в ней какой-то далекий-далекий колокольчик. Взгляд ее скользнул еще ниже и в самом конце письма она увидела примечание: «Копия: Патриции Чалмерз». Что ж, это была ксерокопия, а не оригинал, и это прояснило загадку: почему оно адресовано Алану, а конверт ей (а также устраняла ее первую смущенную мысль, что ей прислали письмо по ошибке). Но что, скажите на милость...
Полли уселась на скамейку-качалку в прихожей и стала читать письмо. Лицо ее отражало целую вереницу самых разных эмоций, которые набегали словно облака на небо в неспокойный, ветреный день: удивление, догадка, стыд, ужас, злость и, в конце концов, ярость. Один раз она громко вскрикнула: «Нет!» — но потом силой заставила себя вернуться к письму и медленно дочитать его до конца.