Самое необходимое

— Мне нужно идти домой, шериф. Если я скоро не появлюсь дома, мама будет здорово ругать меня.

— Ну что ж, нам это ни к чему, — кивнул Алан. — Ступай, Брайан.

Он проводил мальчика взглядом. Голова Брайана была низко опущена, он опять, казалось, не столько ехал на велосипеде, сколько волочил его у себя между ног. Что-то тут было не так, настолько не так, что все поиски причин случившегося с Уилмой и Нетти отступали для Алана на второй план по сравнению с необходимостью выяснить, что же придало такое усталое и затравленное выражение лицу этого паренька.

В конце концов женщины были мертвы и лежали в могилах. Брайан Раск пока еще был жив.

Алан подошел к старому, видавшему виды фургону, который должен был продать еще год назад, сунулся внутрь, взял радиомикрофон и нажал на кнопку передачи.

— Да, Шейла, это Номер Один. Я слышу — говори.

— Вам звонил Генри Пейтон, Алан, — сообщила Шейла. — Он велел передать, что это срочно. Он хочет, чтобы я соединила вас с ним.

— Давай, — сказал Алан, чувствуя, как учащается пульс.

— Это может занять несколько минут.

— Отлично. Я буду здесь. Номер Один закончил.

Он облокотился на крыло машины в пятнистой тени, зажав в руке микрофон, и стал ждать, раздумывая, что такое срочное случилось в жизни Генри Пейтона.

13

Когда Полли добралась до дома, было двадцать минут четвертого, и она чувствовала, что всю ее раздирает в двух совершенно противоположных направлениях. С одной стороны, она ощущала глубокий и сильный позыв заняться поручением, которое дал ей мистер Гонт (ей не хотелось пользоваться его терминологией и называть это даже мысленно шуткой — Полли Чалмерз не была большой шутницей), выполнить его, чтобы азка наконец принадлежал ей. Концепция мистера Гонта — дело не сделано, пока мистер Гонт не сказал, что оно сделано, — крепко засела у нее в мозгу.

С другой стороны, она испытывала глубокое и непреодолимое желание связаться с Аланом, рассказать ему, что в точности произошло, или... по крайней мере столько, сколько она помнила из происшедшего. Что она точно помнила — и это наполняло ее стыдом и каким-то тихим ужасом, но она помнила это отлично, — это то, что мистер Лиланд Гонт ненавидел человека, которого любила Полли, и мистер Гонт делал что-то — что-то — очень неправильное. Алан должен знать. Даже если азка перестанет действовать, Алан должен знать.

Ты этого не хочешь.

Но нет — часть ее хотела именно этого. Та часть, которая жутко боялась мистера Гонта, хотя она и не могла точно припомнить, что он такого сделал, чтобы пробудить в ней этот ужас.

«Вы ведь не хотите вернуться к прежнему состоянию, а, Полли? Потому что все может стать еще хуже, верно?»

Нет, но... она не хотела, чтобы Алану причинили вред. Также она не хотела, чтобы мистер Гонт сделал то, что он собирался сделать, если это причинит вред (а она подозревала, что причинит) городу. И наконец, она не хотела принимать участия в чем-то неведомом, отправляясь к старой пустынной земле Кембера, в конце городского шоссе № 3, и устраивая какой-то розыгрыш, смысла которого далее не понимала.

Итак, эти противоречивые желания, высказываемые повелительными и непреклонными внутренними голосами, раздирали ее буквально на части, пока она медленно брела к дому. Если мистер Гонт и гипнотизировал ее каким-то образом (она была уверена в этом, когда выходила из магазина, но с течением времени эта уверенность таяла), то теперь действие гипноза полностью прошло. (Полли на самом деле в это верила.) И никогда еще в жизни она не ощущала себя такой неспособной принять какое-то решение — что же ей делать дальше, словно весь жизненный запас химического вещества, способствующего принятию решений, был украден из ее мозга.

В конце концов она пошла домой — делать то, что посоветовал ей сделать мистер Гонт (хотя она уже не помнила этого совета). Она просмотрит свою почту, а потом позвонит Алану и расскажет ему, что велел ей сделать мистер Гонт.

«Если ты это сделаешь, — мрачно заметил внутренний голос, — азка действительно перестанет действовать. И ты это знаешь».

Да, но... Все равно оставался вопрос правильности и неправильности поступков. Это ничего не меняло. Она позвонит Алану, извинится за то, что была так груба с ним, а потом расскажет ему, что хочет от нее мистер Гонт. Может быть, она даже отдаст конверт, который передал ей мистер Гонт — тот самый, который она должна положить в консервную банку.

Может быть.

Чувствуя себя немного лучше, Полли вставила ключ в замок на входной двери — снова почти неосознанно порадовавшись той легкости, с которой она это сделала, — и повернула его. Почта лежала на своем обычном месте, на ковре — не слишком обильная сегодня. Как правило, после выходного дня в почте бывало гораздо больше ерунды. Она нагнулась и подняла ее. Брошюра с программой кабельного ТВ с фантастической улыбкой Тома Круза на обложке; один каталог с выставки «Хорчоу» и второй — от «Резкого образа». А еще...