Самое необходимое

— Тот сон... про монстра, который бросает камни... он пугает меня, шериф Пэнгборн, но... грустно мне от тех вещей, которые я теперь знаю. Это все равно что знать, как фокусник делает свои трюки.

Он слегка наклонил голову, и Алан готов был поклясться, что Брайан смотрел на браслет от его часов.

— Иногда лучше быть глупым — вот что я теперь знаю.

Алан положил руку мальчику на плечо.

— Брайан, давай-ка поговорим начистоту, идет? Расскажи мне, что произошло. Расскажи, что ты видел и что ты делал.

— Я приехал узнать, не нужно ли им расчищать зимой дорожку, — сказал мальчик безжизненным, механическим голосом, здорово напугавшим Алана. Паренек выглядел, как почти все американские ребятишки одиннадцати-двенадцати лет, — кроссовки, джинсы, майка с портретом Берта Симпсона, — а говорил, как плохо запрограммированный робот, который вот-вот развалится от перегрузки. И в первый раз Алан задумался, а не видел ли Брайан Раск кого-нибудь из своих родителей, как они швыряли камни у дома Джерзиков.

— Я услышал шум, — продолжал паренек. Он рассказывал простыми утвердительными предложениями, как учат говорить полицейских детективов в суде. — Шум был страшный. Грохот, звон падающих и ломающихся предметов. И я укатил оттуда как можно быстрее. На крыльце соседнего дома стояла женщина. Она спросила меня, что там происходит. Я думаю, она тоже была испугана.

— Да, — подтвердил Алан. — Джиллиан Мислабурски. Я говорил с ней. — Он коснулся сумки-холодильника, косо лежавшей на багажнике велосипеда Брайана. От его внимания не ускользнуло то, как сжались губы мальчика, когда он сделал это. — Брайан, у тебя была эта сумка в то воскресное утро?

— Да, сэр, — сказал Брайан, вытер щеки тыльными сторонами рук и с беспокойством уставился на Алана.

— Что в ней было?

Брайан ничего не ответил, но Алану показалось, что губы у него дрогнули.

— Что в ней было, Брайан?

Брайан по-прежнему молчал.

— Она была набита камнями?

Медленно и четко Брайан покачал головой — нет.

— Что в ней было? — в третий раз спросил Алан.

— То же, что и сейчас, — прошептал Брайан.

— Могу я открыть ее и взглянуть?

— Да, сэр, — бесцветным голосом произнес Брайан. — Думаю, можете.

Алан откинул крышку и заглянул в сумку.

Она вся была набита бейсбольными вкладышами.

— Это мой обменный фонд. Я таскаю их с собой почти всюду, — сообщил Брайан.

— Ты... таскаешь их с собой?

— Да, сэр.

— Зачем, Брайан? Зачем ты возишь с собой повсюду сумку с бейсбольными вкладышами?

— Я же сказал вам — это обменный фонд. Кто знает, когда может подвернуться случай удачно обменяться с кем-то. Я все еще разыскиваю Джоя Фоя — он играл в «Невообразимой мечте» в шестьдесят седьмом — и вкладыш с Майком Гринвеллом. А мой любимый игрок — Гейтор. — И тут Алану показалось, что он различил едва заметный налет удовольствия в глазах паренька; он почти слышал мысленный голос, приговаривающий: «Обдурили мы тебя, обдурили мы тебя!» Но конечно же, это был его собственный голос — его собственное раздражение подлаживалось под ребяческий говорок.

Разве нет?

Хорошо, а что ты рассчитывал увидеть в этой сумке? Груду булыжников с привязанными к ним записками? Ты что, правда полагал, что он направляется к следующему дому, чтобы сделать опять то же самое?

Да, признался он себе. Какая-то часть его именно так и полагала. Брайан Раск — мужичок с ноготок, гроза Касл-Рока. Безумный Рокер. Но, что самое худшее, он был точно уверен: Брайан Раск знает, какие мысли вертятся сейчас у него в голове.

Обдурили тебя! Обдурили мы тебя, шериф!

— Брайан, пожалуйста, скажи мне, что вообще происходит здесь вокруг. Если ты знаешь, прошу тебя, скажи.

Брайан закрыл крышку на сумке-холодильнике и ничего не ответил. В сонном полуденном воздухе раздалось негромкое «щелк».

— Не можешь сказать?

Брайан медленно кивнул — подтверждая, как показалось Алану, его правоту: он не мог сказать.

— Скажи мне, чего ты боишься, сынок? Может быть, я могу помочь тебе. — Он легонько постучал пальцем по значку, который носил на груди своей форменной рубашки. — Думаю, мне за то и платят, чтобы я вертел этой звездочкой. Потому что иногда я могу заставить разные страшные штучки исчезнуть.

— Я... — начал было Брайан, но тут ожила и пискнула полицейская рация, которую Алан прикрепил под приборным щитком своего семейного фургона три или четыре года назад.

— Номер Один, Номер Один, вызывает база. Вы меня слышите? Прием?

Глаза Брайана оторвались от Алана и уставились в направлении фургона и звука голоса Шейлы Бригем — голоса власти, голоса полиции. Алан увидел, что если паренек и был на грани какого-то признания (а возможно, он лишь принимал желаемое за действительное), то теперь этот момент прошел. Лицо мальчика закрылось, как дверца погреба.

— Сейчас иди домой, Брайан. Мы еще поговорим с тобой об этом... этом твоем сне... позже. Идет?

— Да, сэр, — сказал Брайан. — Наверно.

— А ты тем временем подумай о том, что я тебе сказал: быть шерифом — в основном и значит заставлять страшные штуки убираться восвояси.