Самое необходимое

Я получил Ваше письмо от 1 сентября и в ответ сообщаю, что не могу в данном случае ничем помочь. Основное правило нашего отдела заключается в том, что информация озаявителях на пособия детям неимущих (ПДН) выдается, лишь когда мы вынуждены так поступить по действующему судебному ордеру. Я показал Ваше письмо Мартину Д. Чангу, Нашему главному юридическому консультанту, который поручил мне сообщить Вам, что копия Вашего письма была Направлена в Генеральную прокуратуру штата Калифорния. Мистер Чанг сделал запрос, не является ли Ваша просьба сама по себе незаконной. Независимо от ответа на этот запрос должен заметить, что нахожу Ваше любопытство по поводу жизни этой женщины в Сан-Франциско как неуместным, так и оскорбительным.

Советую Вам, шериф Пэнгборн, прекратить заниматься этим вопросом во избежание серьезных служебных неприятностей.

С уважением, Джон Л. Перлмуттер, заместитель директора.

Копия: Патриции Чалмерз

Прочитав это кошмарное письмо в четвертый раз, Полли поднялась со скамейки и пошла на кухню. Шла она медленно и грациозно — словно плыла. Поначалу ее взгляд был туманным и неопределенным, но к тому времени, как она сняла трубку с висящего на стене телефона и на увеличенных кнопках набрала номер конторы шерифа, взгляд ее прояснился и в нем вспыхнул огонь, который спутать ни с чем нельзя: злоба такой силы, что она уже близка к ненависти.

Ее любовник, оказывается, разнюхивал ее прошлое — мысль эта казалась ей невероятной и в то же время каким-то странным образом правдоподобной. За последние четыре или пять месяцев она не раз сравнивала себя с Аланом Пэнгборном, и сравнения эти выходили отнюдь не в ее пользу. Его слезы — ее обманчивое спокойствие, за которым пряталось столько стыда, обиды и тайной гордыни. Его честность — ее мелкое вранье. Да он казался просто святым! Таким обескураживающе прямым и правильным! И как лицемерно выглядели все настойчивые уговоры оставить прошлое в покое!

А все это время он разнюхивал ее прошлое, пытаясь узнать реальную судьбу Келтона Чалмерза.

— Ах ты, ублюдок, — прошептала она, и когда в телефоне раздались гудки, суставы ее пальцев побелели от того, с какой силой она сдавила трубку.

14

Лестер Пратт обычно возвращался из школы в компании приятелей; они шли в «Хемпхилл-маркет» выпить содовой, а потом отправлялись к кому-нибудь домой — попеть гимны, сыграть во что-нибудь или просто поболтать. Однако сегодня Лестер вышел из школы один с рюкзаком за спиной (он не признавал традиционных учительских портфелей) и с опущенной головой. Если бы Алан мог видеть, как Лестер медленно бредет через школьный дворик к автостоянке, он был бы поражен тем, как он походит на Брайана Раска.

Трижды за этот день Лестер пытался связаться с Салли, чтобы выяснить, что же на всем белом свете ее так разозлило. Последний раз — во время перерыва на ленч. Он знал, что она в школе, но все, чего он сумел добиться, это разговора с Моной Лолесс, которая преподавала математику в шестых и седьмых классах и дружила с Салли.

— Она не может подойти к телефону, — сообщила ему Мона с теплотой морозильника, набитого мороженым.

— Почему? — почти проскулил он. — Давай, Мона, выкладывай.

— Я не знаю. — Тон Моны из мороженого в морозильнике превратился в жидкий кислород. — Мне известно только, что она ночевала у Айрин Лутдженс, а теперь выглядит так, словно всю ночь проплакала, и говорит, что не хочет с тобой разговаривать.

«И во всем этом виноват ты, — говорил замороженный тон Моны. — Я это прекрасно знаю, потому что ты мужчина, а все мужчины — свиньи, и это лишь еще один конкретный пример, подтверждающий общее правило».

— Но я же понятия не имею, из-за чего все это! — закричал Лестер. — Хоть это ты ей можешь сказать? Скажи ей, что я не знаю, почему она так окрысилась на меня! Скажи, что бы это ни было, это просто недоразумение, потому что я ничего не понимаю!

Последовала долгая пауза. Когда Мона снова заговорила, голос у нее чуть-чуть оттаял — не намного, но стал уже теплее, чем жидкий кислород.

— Ладно, Лестер, — сказала она. — Я скажу ей.

Теперь он поднял голову, втайне надеясь, что Салли