Самое необходимое

«Но знаешь что, — подумал Алан. — Я не думаю, что это хоть как-то может повлиять на что-нибудь. Я думаю, это вообще не имеет значения — ни капельки. Я думаю, стоит мне воткнуть шнуры в магнитофон и в телевизор и засунуть кассету в видик, и все сработает в наилучшем виде. Потому что он никак не мог вызвать то, что он вызвал, и узнать все, что он узнал, если... если он — человек». Голос дьявола что мед для ушей, Алан, и что бы ты ни сделал, ты не должен смотреть на то, что он оставил тебе.

Тем не менее он снова отложил фонарь и взял в руки соединительный шнур. Секунду он разглядывал его, а потом наклонился, чтобы воткнуть нужный конец в разъем на зад

ней стенке телевизора. Баночка из-под орешков попыталась выскользнуть из кармана его рубашки. Он поймал ее одним из своих молниеносных движений руки и поставил на стеклянный стенд рядом с видеомагнитофоном.

9

Норрис Риджвик был уже на полпути к «Самому необходимому», когда неожиданно решил, что надо быть просто безумным — гораздо безумнее, чем он уже был (а это значит, окончательно рехнувшимся), — чтобы схватиться с Лиландом Гонтом один на один.

Он выдернул микрофон из гнезда.

— Номер Два вызывает базу, — сказал он. — Это Норрис, отвечайте!

Он отпустил кнопку. Ничего, кроме жуткого треска. Эпицентр грозы был прямо над Касл-Роком.

— Твою мать, — сказал он и свернул к зданию муниципалитета. Алан мог быть там. А если нет, кто-нибудь скажет ему, где он. Алан знает, что делать, а даже если... Если и нет, Алану придется выслушать его признание: он изрезал шины Хью Приста и послал человека на смерть, просто потому что ему, Норрису Риджвику, захотелось иметь удочку «Базун», какая была когда-то у его старика. Он подъехал к зданию муниципалитета, когда таймер под мостом стоял на отметке «5», и поставил машину прямо за ярко-желтым автобусом. Автобусом телевизионщиков, судя по виду.

Норрис выскочил из машины и под проливным дождем побежал в офис шерифа, чтобы попытаться разыскать Алана.

10

Полли ткнула резиновым набалдашником вантуза в непристойно задравшего конечности паука, и на сей раз тот не ретировался. Его щетинистые передние лапы обхватили ручку вантуза, и руки Полли исторгли отчаянный вопль, когда паук всем своим весом навалился на набалдашник. Ее хватка ослабла, набалдашник слетел, и паук неожиданно вскарабкался по деревянной ручке, как толстячок по канату.

Она набрала в грудь воздух, чтобы закричать, и тут его передние конечности облапили ее плечи, как ручищи деревенского Лотарио на сельской танцульке. Его безжизненно рубиновые глаза уставились на нее, клыкастая пасть раскрылась, и она почуяла его дыхание — вонь горьких пряностей и гнилого мяса.

Она открыла рот для крика. Одна из его лап метнулась ей в рот. Грубая колючая щетина царапнула по ее зубам и языку. Паук страстно вякнул.

Полли подавила первый импульс — выплюнуть жуткую штуковину. Она выпустила вантуз и ухватила ногу паука. И в то же самое мгновение изо всех сил сжала челюсти. Что-то хрустнуло, как скорлупа арахиса, и рот ее наполнился чем-то, по вкусу напоминавшим перестоявшуюся заварку холодного чая. Паук издал отчаянный вопль и дернулся назад. Щетина выскользнула из сжатых ладоней Полли, но она снова изо всех сил сжала свои воющие от боли руки на лапе существа, прежде чем оно успело вырваться, и... вывернула ее, словно разделывая жареную индейку.

Раздался резкий треск рвущейся ткани. Паук издал еще один жалобный крик боли.

Он снова попытался дернуться. Выплюнув горькую темную жидкость изо рта и отдавая себе отчет в том, что она еще очень-очень-очень долго не сможет избавиться от этого привкуса, Полли рванула его на себя. Какая-то далекая, отрешенная часть ее сознания поразилась этому всплеску силы, но была в ней и другая часть, которая отлично все понимала. Она была испугана, ее раздирало от отвращения, но... сильнее всего в ней бушевала злость.

«Мной просто воспользовались, — бессвязно проносилось у нее в мозгу. — Я продала жизнь Алана ради этого! За это чудовище!»

Паук попытался достать ее своими клыками, но его задние лапы соскользнули с эмалированного края ванны, и он упал бы... если бы Полли дала ему упасть.

Она не дала. Она сжимала его горячее распухшее тело кистями и локтями и давила, давила, давила. Она подняла его кверху так, что он повис над ней, суча лапами над ее задранным кверху лицом. Что-то вроде сока и черной крови обжигающими струйками потекло из его тела по ее рукам.

— БОЛЬШЕ НЕ БУДЕШЬ! — выкрикнула Полли. — НЕ БУДЕШЬ! НЕ БУДЕШЬ! — и отшвырнула паука. Он врезался в облицованную кафелем стену и распластался на ней в лужице растекающейся сукровицы. На мгновение он повис на стене, прилипнув к собственным внутренностям, а потом плюхнулся в ванну с громким всплеском.