Полли снова схватила вантуз и набросилась с ним на паука. Она стала колотить его, как обычно женщины набрасываются с половой щеткой на мышку, но... без толку. Паук лишь дергался и пытался отползти, царапая лапами резиновый набалдашник. Тогда Полли перевернула вантуз и изо всех сил надавила, пользуясь ручкой как копьем.
Она попала в самую середину странного мерзкого создания и проткнула его насквозь. Раздался оглушительный хлопок, а потом кишки паука выплеснулись на душевой коврик зловонным месивом. Он вертелся, как бешеный, суча ножками вокруг палки, которую она воткнула ему в сердце, а потом... наконец затих.
Полли отступила на шаг, закрыла глаза и почувствовала, как весь мир вокруг нее качнулся в сторону. Она уже начала терять сознание, как вдруг имя Алана взорвалось у нее в мозгу словно фейерверк. Она сжала ладони в кулачки и резко свела их, ударив суставами одной руки по суставам другой. Вспышка боли была яростной, неожиданной и нестерпимой. Мир качнулся на место.
Она открыла глаза, подошла к ванне и заглянула в нее. Сначала ей показалось, что там вообще ничего нет. Потом возле резинового набалдашника вантуза она увидела паучка. Он был не больше ногтя на ее мизинце и совсем-совсем дохлый.
А всего остального никогда не было. Это лишь одно воображение. Фантом.
— Хрен тебе, а не фантом, — выдавила Полли тонким дрожащим голосом.
Но главное сейчас — не паук. Главное сейчас — Алан. Алан подвергался жуткой опасности, и причиной тому послужила она. Она должна была отыскать его, отыскать — пока не станет слишком поздно.
Если уже — не слишком поздно.
Она поедет сейчас в офис шерифа. Кто-нибудь там наверняка знает, где...
«Нет, — зазвучал у нее в мозгу голос тетушки Эвви. — Не туда. Если ты поедешь туда, будет действительно уже поздно. Ты знаешь, куда надо ехать. Ты знаешь, где он».
Да.
Да, конечно, она это знала.
Полли побежала к дверям, и лишь одна сбивчивая мысль мотыльком билась у нее в мозгу: Господи, пожалуйста, не дай ему купить что-нибудь. О Господи, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, не давай ему ничего покупать.
Глава 23
1
Стрелка таймера под мостом через Касл-Стрим, который жители Рока с незапамятных времен называли Тин-бриджем, достигла отметки «О» в 7.38 вечера во вторник, 15 октября 1991 года от Рождества Христова. Слабенький электрический разряд, который должен был вызвать треньканье звоночка, проскочил по оголенным концам проводков, прикрепленных Эйсом к контактам девятивольтовой батареи. Звоночек и впрямь начал тренькать, но через крохотную долю секунды его поглотила — вместе с таймером — вспышка света, разверзшаяся, как только электрический разряд привел в действие капсюльный взрыватель, а тот взорвал динамит.
Очень мало кто в Касл-Роке принял взрыв динамита за очередной раскат грома. Гром походил на удары легкой артиллерии в небе; взрыв — на выстрел из сверхтяжелого орудия. Южный конец старого моста, сделанного отнюдь не из жести[20], а из старого ржавого железа, оторвался от берега раскаленным огненным шаром. Он задрался футов на десять вверх, словно мост слегка привстал на задние лапы, а потом рухнул вниз с громким треском ломающегося бетона и рвущегося металла. Северный конец моста повернулся на бок, и вся конструкция криво рухнула в разлившийся при грозе Касл-Стрим. Южный конец моста пришелся как раз на сбитый молнией старый вяз.
На Касл-авеню, где католики и баптисты вместе с дюжиной полицейских все еще вели оживленный религиозный диспут, драка замерла. Все бойцы повернули головы по направлению к Касл-Стрим. Элберт Джендрон и Фил Бергмейер, секунду назад добросовестно пытавшиеся вытряхнуть друг из друга душу, теперь стояли бок о бок, уставившись на ослепительную огненную вспышку. Кровь текла по левой щеке Элберта из раны на виске, а рубаха Фила была разодрана в клочья.
Рядом с ними находилась Нэнси Робертс, взгромоздившаяся на отца Бригема, как очень большой (и в своей белой униформе официантки очень белый) стервятник. Ухватив отца Бригема за волосы, она методично поднимала его голову и опускала ее на мостовую.
Преподобный Роуз валялся неподалеку без сознания, что являлось результатом усилий отца Бригема.
Генри Пейтон, потерявший с момента своего прибытия всего один зуб (если не считать утраченных иллюзий, которые когда-то имелись у него относительно гармоничности религиозного развития в Америке), застыл в процессе растаскивания Тони Мислабурски и баптистского дьякона Фреди Меллона.
Они
— Боже милостивый, это был мост, — пробормотал Дон Хемпхилл.
Генри Пейтон решил воспользоваться затишьем.
Он отпихнул Тони Мислабурски, сложил рупором ладони и пролаял:
— Всем слушать! Это полиция! Приказываю вам...
И тут Нэнси Робертс включила свой голос на полную мощь. Долгие годы она рявкала, отдавая приказания на кухне своего заведения, и ее всегда отлично слышали, какой бы ни стоял там шум, гам и грохот. Силы были неравны: ее рык легко перекрыл голос Генри Пейтона.
— ЧЕРТОВЫ КАТОЛИКИ ВЗОРВАЛИ ДИНАМИТ! — рявкнула она.