Самое ужасное путешествие

С другой стороны, наш поход уже длится в два раза дольше, чем все предыдущие весенние вылазки. Их участники шли при дневном свете, а наш верный спутник – темнота; они никогда не испытывали таких морозов, даже близких к ним, редко работали в такой трудной местности. По-настоящему выспаться нам удалось всего один раз примерно месяц назад, когда в метель температура повысилась, и тепло наших тел превратило в воду лед в спальных мешках и на одежде. Нервная нагрузка огромная. Мы безусловно ослабели. У нас осталось чуть больше одного бачка керосина на обратный путь, а мы знаем, что нас ждет при переходе через Барьер: условия, почти невыносимые даже для людей со свежими силами и новеньким снаряжением в хорошем состоянии.

Итак, с полчаса или чуть больше у нас ушло на то, чтобы влезть в спальные мешки. С севера надвигались перистые облака, застившие звезды, на юге хмурилось и ложился туман, но в темноте так трудно судить о предстоящей погоде. Ветер был слабый, температура воздуха – 29 °C. Мы не испытывали особого беспокойства: палатку ведь вкопали на совесть, да к тому же ее удерживали наваленные на борта для пущей безопасности камни и сани. Стены нашей иглу не могла бы поколебать никакая сила на земле, да и за брезентовую крышу, окруженную чуть ли не крепостным валом и старательно закрепленную, мы были совершенно спокойны.

«Все пойдет на лад», – сказал Билл.

Не знаю, в котором часу я проснулся. Было безветренно, стояла та тишина, которая, в зависимости от обстоятельств, может быть или умиротворяющей, или грозной. Затем всхлипнул порыв ветра, и опять все стихло. Прошло десять минут, и задуло с такой силой, словно мир бился в истерике. Казалось, землю рвет в клочья – такой стоял невообразимый грохот.

«Билл, Билл, палатку унесло!» – услышал я голос Боуэрса, кричавшего нам из-за двери. Утренние потрясения всегда самые тяжелые: в наших еще не совсем очнувшихся ото сна головах мелькнула мысль, что новость может означать медленную и особенно мучительную смерть. Бёрди и я в несколько приемов с великим трудом преодолели то небольшое расстояние, что отделяло раньше палатку от двери иглу. До сих пор не понимаю, почему уцелело так много наших вещей, находившихся в палатке, пусть даже они были с подветренной стороны иглу. Место, где стояла палатка, было усеяно предметами снаряжения, и позднее, когда мы огляделись и подсчитали потери, оказалось, что не хватает только поддона походной кухни и ее наружной крышки. Их мы так и не нашли. Что самое удивительное – наши финнеско лежали на том самом месте, куда мы их положили, то есть там, где была часть палатки, прикрытая от ветра хижиной. Там же находился и мешок с личными вещами Бёрди и банка со сластями.

Таких банок у Бёрди было две. Одна предназначалась для торжества по поводу достижения Нолла, вторую он втайне от нас взял для дня рождения Билла, который приходился на следующий день. Но мы принялись за сласти в субботу, сама же банка впоследствии пригодилась Биллу.

Чтобы найти вещи, приходилось ломиться сквозь плотные стены темного снега, старавшегося в отместку сбросить нас со склона. Но ничто не могло нас остановить. Я видел, как Бёрди был сбит с ног, но успел отползти от обрыва. Передав все находки Биллу, мы возвратились к нему в иглу и попытались собрать вещи и сами собраться с мыслями, а в нашем смятенном состоянии это было нелегко.

Мы несомненно попали в отчаянное положение, и не совсем по своей вине. Хижину можно было поставить только там, где для нее имелся строительный материал – камни. Совершенно естественно, что мы всеми силами старались укрыть и ее, и палатку от сильного ветра, но теперь выяснилось, что для них опасен не сильный ветер, а напротив – недостаточно сильный. Главная струя урагана, отклоненная находящимся сзади ледяным хребтом, проносилась над нашими головами и, по-видимому, засасывала все снизу, где образовывался вакуум. Палатку или засосало вверх, или унесло ветром из-за того, что часть ее была на ветру, а часть – под защитой иглу. Крыша иглу то вспучивалась, то с громким хлопаньем опадала; в щели проникал снег, но создавалось впечатление, что это не ветер снаружи задувает его, а какая-то сила всасывает изнутри; для нас самым большим злом оказалась не наветренная, а подветренная стена. Внутри все уже покрывал слой снега толщиной 15–20 сантиметров.

Вскоре мы стали волноваться за иглу. Сначала тяжелые снежные блоки, уложенные на брезентовую крышу, удерживали ее на месте. Но казалось, что ураган медленно, но верно их сдвигает. Нервы у нас были на пределе: ожидание беды среди оглушительного грохота сводило с ума. Так шли минута за минутой, час за часом… Снежные блоки уже слетели прочь, крыша ходуном ходила вверх-вниз – никакому брезенту долго не выдержать.