Самое ужасное путешествие

Все три партии, возвращающиеся с Плато, многим обязаны Мирзу. На обратном пути, ведя две собачьи упряжки, он восстанавливал гурии, заметенные сильной пургой 5–8 декабря. Защитные стенки для лошадей засыпало снегом, и Мирз пережил немало волнений, разыскивая дорогу к дому. Большим подспорьем для нас были и собачьи следы: животные глубоко проваливались в снег и превращали его в месиво.

На всех барьерных складах Мирз оставил нам довольно унылые сообщения о своем продвижении. До Южного барьерного склада ему мешали слишком высокая температура и очень рыхлая поверхность, кроме того, он с трудом находил занесенные снегом гурии. На Северном барьерном складе мы обнаружили записку, датированную 20 декабря. «Плохая видимость и пурги задержали его, один раз он сбился с пути и уже из лагеря пошел на поиски следов. Самочувствие хорошее, только побаливают глаза от напряжения: приходится высматривать гурии. Он взял понемногу масла из каждого мешка (из заложенных в склад трехнедельных рационов) и благодаря ему на сокращенном пайке дотянет до следующего склада»[17]. Записка от Мирза, найденная в Верхнем ледниковом складе (гора Хупер), была датирована сочельником. В ней сообщалось, что «собаки медленно, но верно продвигаются вперед, хотя снег очень рыхлый, особенно в последние два дня. У него мало еды, остались только крошки от галет, чай, немного кукурузной муки и полчашки пеммикана. Поэтому он вынул из каждого нашего задела по пятьдесят галет – дневной паек на двоих. Несколько дней назад он убил одну из американских собак. Если и дальше так пойдет, следующая на очереди Красавица, самая жирная и ленивая, по его словам. Мы возьмем на тридцать галет меньше»[17]. По плану Мирз должен был повернуть назад с двумя собачьими упряжками с широты 81°15', но они сопровождали Скотта приблизительно до широты[120] 83°35'. Собаки питались мясом пони, а недостаток еды для людей восполнялся тем, что при восхождении на Бирдмор мы получали ежедневно на одну галету меньше. Собаки шли обратно медленнее, чем предполагалось, и Мирзу не хватало еды. Было ясно, что собаки, утомленные трудной дорогой, не смогут доставить на склад Одной тонны дополнительный провиант для трех возвращающихся с плато партий, да и не успеют сделать это своевременно. А сумеют ли наши товарищи приволочь на санях хоть сколько-нибудь провизии, прежде чем мы достигнем склада? Может статься, что со склада Одной тонны до мыса Хат – а это 208 километров – придется идти с тем ограниченным запасом провианта, что лежит в этом складе, поэтому на всякий случай мы заранее сократили нормы потребления. Вообразите себе нашу радость, когда, дойдя вечером 15 января до склада Одной тонны, мы обнаружили в нем три из пяти рационов, необходимых трем партиям. Их доставили на санях Дэй, Нельсон, Хупер и Клиссолд, причем Дэй и Хупер пришли с Барьера на мыс Эванс 21 декабря, а уже 26-го снова отправились в поход – пополнить склад. Кроме рационов, они оставили записку, предупреждающую, что близ Углового лагеря много опасных открытых трещин.

Известно, что люди, претерпевшие голод, заболевают, дорвавшись до обильной пищи. Так и Аткинсон – он чувствовал себя неважно всю остальную часть пути до мыса Хат, куда мы, особенно не перетруждаясь, пришли 26 января.

В поисках сведений об обратном путешествии второй вспомогательной партии, о котором нигде не публиковалось никаких отчетов, я попросил Лэшли встретиться со мной и рассказать все, что он помнит. Он охотно согласился и добавил, что у него есть какой-никакой, но все же дневник, который он вел в ту пору. Не пригодится ли он мне? Я попросил прислать его, и вскоре получил пачку грязных мятых листочков. Вот что я прочитал: