Самое ужасное путешествие

Дьявол. И в этой жалкой твари вы умудрились обнаружить то, что вы называете силой жизни.

Дон Жуан. Да. Потому что здесь-то и начинается самое замечательное.

Статуя. Что же?

Дон Жуан. А то, что любого из этих трусов можно превратить в храбреца, внушив ему некоторую идею.

Статуя. Вздор! Я как старый солдат допускаю трусость: это такое же распространенное зло, как морская болезнь, – и такое же несущественное. Но насчёт того, чтобы внушить людям идеи, – это все чистейший вздор. Чтобы солдат пошел в бой, ему нужно иметь немного горячей крови в жилах и твердо знать, что поражение опаснее победы.

Дон Жуан. Вероятно, потому-то бой обычно ничего и не решает. Человек только тогда способен действительно превозмочь страх, когда он воображает, что дерется ради какой-то всеобъемлющей цели – борется за идею.

Б. Шоу. Человек и сверхчеловек[37]

Первая вспомогательная партия. Путь Мирза. Дневник Лэшли. Рассказ Крина

Две собачьи упряжки (с Мирзом и Дмитрием) вышли от подножия ледника Бирдмора 11 декабря 1911 года. На мысе Хат они появились 4 января 1912 года. Первая вспомогательная партия (Аткинсон, Черри-Гаррард, Райт, Кэохэйн) повернула назад с широты 85°15' 22 декабря 1911 года, а на мыс Хат пришла 26 января 1912 года. Последняя вспомогательная партия (лейтенант Эванс, Лэшли, Крин) повернула назад с широты 87°32' 4 января 1912 года. Мыса Хат достигла 22 февраля 1912 года.

Расскажу немного о первой вспомогательной партии, состоявшей из Аткинсона, Райта, Кэохэйна и меня. Главным был Аткинсон, и, прощаясь с нами, Скотт попросил его выйти с собаками навстречу полюсной партии, если Мирз возвратится домой, в чем, впрочем, никто не сомневался. Аткинсон – хирург военно-морского флота, поэтому Лэшли в дневнике называет его команду докторской.

«При прощании Скотт сказал несколько добрых слов. Чтобы достигнуть полюса, ему достаточно делать в среднем по 11 километров в день при полном рационе – он, можно сказать, уже там. Надеюсь, он возьмет с собой Билла и Бёрди. С ледопадов открывается прекрасный обзор ледопадов и валов сжатия в окрестностях ледника Милл – такой красоты я не видел за всю свою жизнь. Мы гордимся Аткинсоном»[17].

Переход в 800 километров по леднику Бирдмора и Барьеру не может пройти без происшествий, даже в разгар лета. Мы так же, как и остальные партии, из последних сил тянули сани, так же страдали от туманов, испытывали те же страхи и опасения; так же мучились приступами дизентерии и тошноты; так же спотыкались на льду и проваливались в трещины; праздновали Рождество плам-пудингом и какао, собирали камни с морены под Клаудмейкером; разыскивали следы; теряли и находили гурии; нас так же преследовали снежная слепота, смертельная усталость, ночные кошмары; мы ели ту же пищу, мечтали о том же самом… К чему повторяться? По сравнению с другими, наш маршрут невелик, хотя от мыса Эванс до верховьев ледника Бирдмора и обратно – 1862 километра. Скотт за время южного путешествия 1902–1903 годов проделал 1520 километров.

Об одном дне все же стоит вспомнить. Мы попали на тот же участок сильного сжатия вблизи Клаудмейкера, который проходили и обе другие партии. Они в поисках выхода взяли на восток, мы же, по предложению Райта, – на запад, и это было верное решение. День запомнился мне из-за Кэохэйна: за двадцать пять минут он восемь раз проваливался в трещину на всю длину постромок. Неудивительно, что после этого у него был несколько потрясенный вид. Аткинсон же умудрился упасть в расселину вниз головой – более опасного падения в трещину не припомню. К счастью, наплечные постромки его упряжи выдержали, и он отделался пустяковыми царапинами.