В моем дневнике есть такая запись за 8 мая: «
В эту зиму лед в Северной бухте постоянно отрывался от припая, причем совершенно независимо от ветра. Я внимательно наблюдал за ним, насколько это было возможно в темноте. Южная кромка морского льда, во всяком случае иногда, двигалась не только на север от суши, но и слегка на запад вдоль фронта ледника. На северо-востоке лед порой сильно прижимало к леднику. Казалось, поля льда смещаются от острова Инаксессибл по спирали на север. В результате в молодом ледяном покрове часто возникали ряды разновозрастных полыней, тянувшиеся метров на сорок в направлении старых льдов. Изучать таким образом образование морского льда, покрытого порой очень красивыми ледяными цветами,[142]
было весьма интересным занятием, но сколько опасностей таилось в нем для собак, не понимавших, что эта флора не настолько прочна, чтобы выдержать их вес. Вайда однажды провалилась в такую полынью, но сумела выбраться на противоположную кромку. Мы выманивали ее к себе, она долго не поддавалась на уговоры, но все же успела выскочить до того, как поле льда сдрейфовало в море. Вышколенный Дмитрием отличный вожак Нугис убегал за зиму несколько раз. По крайней мере однажды его, похоже, унесло на льдине, и ему пришлось добираться обратно вплавь, – когда он вернулся, вся его шкура была облеплена ледышками. Кончилось тем, что он исчез навсегда, – сколько мы его ни искали, так и не нашли и даже не знаем, что с ним произошло.Вайда, сильная собака со скверным характером, почти удвоила свой вес после возвращения со склада Одной тонны. В эту зиму она стала вполне домашней, любила полеживать у дверей, ожидая, чтобы кто-нибудь, выходя, потрепал ее по спине, а во время ночной вахты иногда даже забиралась внутрь дома. Но ей не нравилось, когда утром ее прогоняли с насиженного места, и я старался с ней не связываться, потому что она переходила в наступление. В тот год мы многих собак держали на воле, и, бывало, стоя неподвижно на скале у края мыса, я замечал, как рядом шныряют неслышными тенями три или четыре наших пса. Они выслеживали тюленей на припае – таким злом обернулась предоставленная им свобода. К сожалению, вынужден признаться, что мы частенько находили скелеты тюленей и императорских пингвинов. Одна новая собака, Лайон, иногда сопровождала меня на вершину Рэмпа, откуда я старался разглядеть, в каком состоянии находится лед в заливе. Этот вопрос интересовал ее, похоже, не меньше, чем меня, и, пока я смотрел в ночной бинокль, она сидела смирно и тоже вглядывалась в море под нашими ногами, черное или белое, в зависимости от состояния льда. У нас, конечно, была собака по кличке Пири, был и свой Кук. Пири на Барьере забили – он больше не хотел везти сани. А Кук выжил, но, по-видимому, был изгоем среди своих товарищей, и, как ни странно, ему это нравилось. При виде Кука собаки, не находившиеся на привязи, накидывались на него, и каждая его встреча с другими псами превращалась в настоящие бега. Однажды он также пошел со мной на Рэмп, но с полдороги вдруг повернул и со всех ног припустил к хижине. В это время из-за скалы выскочили на полном ходу три собаки и помчались за ним следом, причем казалось, что всем им это в радость.
Наверное, каждого из нас терзал вопрос, как правильнее поступить в предстоящем санном сезоне. Какую из двух пропавших партий искать? О том, чтобы попытаться зимой пойти на помощь Кемпбеллу и пятерым его товарищам, не могло быть и речи.[143]
Даже люди, находящиеся в хорошей форме, вряд ли смогли бы совершить такой поход к Убежищу Эванс – для нас же это полностью исключалось. К тому же, если бы мы могли проделать путешествие на север и обратно на юг, то уж в одну сторону – на юг – Кемпбелл и сам прошел бы. Кроме того, все признаки указывали на то, что под Западными горами – чистая вода, хотя не это обстоятельство предопределило наше решение. Проблема, которую нам предстояло решить, заключалась в следующем.