Такое решение – искать погибших, вместо того чтобы оказать помощь терпящим, по сути, бедствие людям из отряда В. Кемпбелла, – было более обоснованным, чем может показаться читателю. Во-первых, поход по морскому льду, неокрепшему даже зимой, оставался слишком рискованным. Во-вторых, Г. Тейлор еще в феврале 1912 года оставил несколько складов на пути движения отряда В. Кемпбелла к мысу Эванс. В-третьих, оценка возможностей этого отряда оказалась правильной. С конца октября 1912 года, когда отряд В. Кемпбелла достиг склада на мысе Роберте, угроза гибели для людей отступила.
Невозможно выразить, а тем более представить себе, как трудно было принять такое решение. Тогда мы еще не знали ничего – теперь мы знаем все. А нет ничего сложнее, чем в свете ставших известными фактов понять колебания людей, которые пробивались сквозь туман неизвестности.
Наш зимний быт наладился, все шло своим чередом. В хижине было просторно, благодаря наличию свободного места многие операции удалось перенести с улицы под крышу дома. В фотолаборатории, например, в полу прорубили отверстие, туда доставили на санях несколько тяжелых глыб кенитовой лавы. Их намертво вморозили в скальный фундамент дома, просто-напросто облив горячей водой. На полученном таким образом монолите Райт вел свои наблюдения с маятником. Я получил возможность набивать чучела птиц в доме, в котором, кстати сказать, из-за меньшей численности обитателей стало намного холоднее.
Ветры буйствовали на протяжении всей зимы самым страшным образом. В мае средняя скорость ветра составляла 39 километров вчас [13 м/с], в июне – 49,5 [16 м/с], в июле – 47 [14 м/с]. Доля часов, когда ветер был сильнее 8 баллов по шкале Бофорта, составила в мае 24,5, в июне – 35, в июле – 33 % всего времени.
Эти цифры сами говорят за себя. После мая мы жили в атмосфере свирепых ветров и беспросветных метелей, и море у нашего порога ни разу не замерзало надолго.
После пурги в начале мая, уже описанной мною, вокруг мыса Эванс и в Северной бухте образовался довольно толстый лед. Мы установили на нем метеобудку, Аткинсон сделал рядом прорубь для рыболовной снасти. Рыбная ловля пробудила в нас дух соперничества: матросы поставили собственную конкурирующую снасть, задуманную как грандиозное сооружение, но по мере приближения к концу работы все более уменьшавшуюся в размерах. Однажды утром раздались ликующие возгласы, и в дверях вырос торжествующий Крин, неся сетку с уловом, – целых двадцать пять рыбин. Перед этим Аткинсон выловил одну-единственную рыбешку, но, как выяснилось, весь улов поедали обнаружившие сеть тюлени. Аткинсон проделал новую прорубь, но и там рыба ловилась лишь до тех пор, пока ее не нашел тюлень. У одной из попавшихся рыб (Tremasome) на спинном плавнике был паразитический нарост. В Антарктике внешние паразиты не распространены, так что находка представляла интерес.
Первого июня Дмитрий и Хупер с упряжкой из девяти собак сходили на мыс Хат и обратно в поисках Нугиса, вожака, сбежавшего от нас 1 мая, в день нашего возвращения на мыс Эванс. Корма для него по дороге было сколько угодно – с голоду он сдохнуть не мог. И тем не менее он исчез бесследно. Партия сообщила, что скольжение плохое, торосов, в отличие от прошлого года, на льду нет, но от острова Грейт-Рейзорбэк до острова Тэнт тянется большая открытая приливно-отливная трещина. У мыса Хат лежали огромные снежные сугробы, как, впрочем, и у мыса Эванс. В первые дни июня температура упала до – 34 °C и соответственно поднялось наше настроение: нам позарез был нужен прочный морской лед.