Затем наш полк, подъезжая к полку, который уже развернулся, переехал через ручеек, и развернул свои боевые порядки, уже занятые. Командир полка организовал командный пункт. Там, где мы развернулись, недалеко дерево было высокое. Я уже был начальником разведки полка к тому времени. Он, командир полка, тогда мне и говорит: «Старший лейтенант Журенко, полезайте на эту елку и наблюдайте, что, какие там движения в сторону противника, в сторону города Болковысскас Литовской ССР, идут». Я посмотрел когда, то увидел следующее: в предбоевом порядке немцы колоннами окружают этот город. Я доложил командиру полка об этом. Были подготовлены данные, и огневые налеты были осуществлены. И вдруг я обратил внимание на следующую вещь. В этот период был очень-очень хороший урожай. Высокая рожь, пшеница, росла рядом. И я вдруг увидел следующее: в района расположения этих артиллерийских наших снарядов и боеприпасов выглянет голова — и спрячется, выглянет — и спрячется. Это вызвало у меня подозрение. Я доложил об этом командиру полка. Командир полка капитан Гусев, между прочим, был четырежды орденоносец, участник боев на Халхин-Голе, в Испании, очень он толковый был командир. Он приказал мне взять автоматчиков и выяснить, в чем дело. Мы подкрались. Смотрим: гражданский паренек и — рисует боевой порядок полка. Ну ребята схватили его, связали руки ему, и привели к командиру полка. Командир полка начал допрос. Он не отвечает. Ни на каком языке он не дал показания. Ничего не добились. Тогда командир полка мне приказал: «Товарищ Журенко, отведите его в лесочек, рядом лес, и уничтожить!»
А перед этим получилось следующее. Командир полка послал вперед в качестве разведки радийную машину с начальником связи полка, полковым инженером Капуриным и другими офицерами, солдатами вперед с целью выяснить обстоятельства, где противник. И через примерно полчаса возвращается один Капурин, держится за бедро, ранен, и говорит: «Машину немцы со ржи обстреляли, подожгли, и всех уничтожили. Мне одному удалось спастись». Три дня полк вел бои по удержанию этого города. Связи ни с соседями, ни с командованием вышестоящих органов не было. Полк буквально в одиночку вел бои без всяких связей с другими воинскими частями. Это очень характерный случай. Недаром был расстрелян и командующий фронтом Павлов, и начальник связи его, и начальник управления, и начальник штаба.
Потому что связь совершенно отсутствовала, несмотря на то, что у нас были мощные радиостанции — 5-АКА на машине, которые связь по Морзе ключом давали в пределах 300–350 километров, то есть, вот так могли это обеспечивать. А вот практически связи не было. Никто нам не отвечал. Командир полка собрал офицеров, и приняли решение: так как солярка уже кончается, боеприпасы уже кончаются, нам нужно отойти. И вот здесь, в первые же дни войны, запомнилась мне одна страшная очень вещь Находясь на елке, это на второй день войны дело было, я смотрел, как артиллерийские экипажи бегом бегут как неуправляемая орда: через этот мостик и, значит, в тыл. Оказывается, кто-то пустил, а делал это уже, видимо, немецкий лазутчик, панику о том, что мы окружены. И вот, несмотря на то, что боевая подготовка была на очень высоком уровне, солдаты были очень хорошо подготовлены, в том числе и в моральном состоянии, но этот слух, который распространили, настолько подействовал, что солдаты вдруг дрогнули и начали бежать. Вот это запомнилось мне на всю жизнь: что такое паника. Это страшное было дело! Поэтому нам пришлось, офицерам, быстро с пистолетами идти наперерез и восстанавливать порядок.
Оружие приходилось применять тогда?
Ну мы стрелять-то не стреляли. Возможно, некоторые стреляли вверх.
Но непосредственно в людей не стреляли. И восстановили прежний порядок. Мы преградили им путь тогда. Потому что единственный проход был через этот мостик, через этот ручей. Поэтому мы опередили некоторых. Часть, конечно, убежала, но все равно мы их возвратили на место. А остальная часть остановилась, потому что мы перерезали путь этой толпе солдат, которые бежали.