Еще один момент из первых дней войны мне запомнился. Вот эта «стрекоза», которая сопровождала нас, все время — нашу машину, когда командир полка развернул командный пункт недалеко от обочины, у дороги, вдруг она спикировала, и мы впервые услышали визг — вой бомбы. Вот это очень запомнилось! С таким визгом все это делалось. Видимо, специально была включена сирена в эту бомбу, которая при полете создавала такой свист сильный. Она разорвалась метрах в десяти от нас. Правда, никого не ранила. Небольшая такая бомбочка была это. Вот это мне очень запомнилось в первый день войны. Что еще можно сказать об этом периоде? Ну в этих условиях, когда кончился азоль, некоторые трактора ЧТЗ (Челябинского тракторного завода) остановились. Командир полка приказал из орудий, значит, непосредственно затворы вынуть и все это утопить в этой речушке. Насчет тракторов решили так: чтобы предотвратить их дальнейшую эксплуатацию. Короче говоря, тяжелейшее состояние именно в этот период после трехдневных боев было у нас. И такое тягостное чувство мы испытывали оттого, что полк брошен на произвол судьбы: нет связи с соседями, связи с вышестоящим командованием. Тяжелейшее состояние было у нас! Личный состав фактически был подавлен очень морально. Но те, у кого азоль еще была, начали совершать марш в сторону Каунаса. Подъезжая к Каунасу, мы смотрели уже горящие бензохранилища, которое немцы разбомбили. И проезжая по проспекту, тогда назывался пр-т Сталина, основной в Каунасе, встретил из четвертого этажа и стал нас обстреливать с пулеметов противник. Поэтому некоторые небольшие потери мы понесли в этот период.
Правда, пришлось часть развернуть пушки и дать несколько залпов по этим точкам, которые вели огонь по нашим войскам. И так пришлось оставить Каунас. А немцев мы не видели, их не было. Если бы по-настоящему, по-жуковски организовано было сопротивление, то это было дело другое. Потому что немец в это время особенного не придавал значения ну, в частности, Литве. Все его клинья танковые, войска вперед уже на несколько десятков, сотен километров впереди уже были. Мы оказались в тылу немецких танковых армий. И так подошли к Двине, к реке Западная Двина. Там был саперами наведен понтонный мост, который «Мессершмитты» все время обстреливали. Что нам было делать, офицерскому составу и рядовому составу? Поэтому пришлось раздеваться, все свертывать: сапоги, обмундирование, пистолет ТТ, и вплавь, а река была широкая, переправляться. Правда, мне посчастливилось, что оказалось бревно, и я с этим бревном потихонечку-потихонечку перебрался на тот берег. Там начали собираться уже воедино: командир полка стал, в общем, собирать уже своих однополчан. Итак мы без материальной части, потеряв орудия, потеряв тягачи, пешей колонной, начали осуществлять позорный переход. Страшное дело!
Что представлял из себя этот переход? Почему, на ваш взгляд, он был позорным?
Ну было все это так. Командир полка собрал и говорит: «Приказано совершать марш в сторону Новгорода!» А это — несколько сотен километров. Заходить в деревни мы сначала заходили. Деревни были оставлены населением. Выходили одни старики у заборов, с клюшкой стояли, и говорили: «На кого ж вы нас, сынки, покидаете?» Это страшное дело было, горестное такое было дело. Пережить это было очень тяжело. Просить и грабить продовольствие запрещалось. Полк фактически голодный совершал марш.
А лошадей на мясо не использовали?
Лошадей не было.
А таких случаев, чтобы это предписание против грабежей нарушалось, не было?
Такого случая я не помню. Этот период в моей жизни — самый тягостный, самый тяжелый.
А чем питались?
Ну дело было так. Если кто в лесу, значит, какие-то ягоды обнаружит, кто — грибы, их ест. В одном месте, помню, мы обнаружили большие навесы, которые до земли не доходили, проветривались. Так там располагался сыроваренный завод. Когда мы туда вошли, то увидели тысячи, миллионы красных головок сыра. Ну и, конечно, все набросились на этот сыр. После этого запоры страшные были у нас. Потому что сыру объелись. И так мы шли дальше… Не доходя километров 200 до Новгорода, немец опередил нас. Он уже захватил Новгород. Мы остановились возле него километрах в 50–100 от него, организовали оборону. И там вели оборонительные бои примерно так около года, наверное. Мы были на Волховском фронте уже тогда.
Там же, кстати, на Волховском фронте, насколько я знаю, произошла трагедия со 2-й Ударной армией генерала Власова. Вы слышали что-нибудь об этом именно тогда?