Самородок

— Но ты понимаешь, что это сведет на нет значимость способностей чудотворов? И тогда нам в самом деле не победить мрачунов? — Литипа говорил терпеливо, негромко и осторожно. — Мы так и останемся наемниками и шутами, зажигающими солнечные камни на потеху мрачунам.

— И что? Я должен изменить свою точку зрения? Или, может, по воле чудотворов изменится всеобщий естественный закон? Или мы, подобно мрачунам, должны наложить запрет на изучение природного магнетизма, чтобы никто не догадался двигать магнитные камни без нашей помощи?

Глупый чудотвор вдруг щелкнул пальцами и задумчиво улыбнулся.

— Ты чего, Достославлен? — потихоньку спросил его Трехпалый.

— Хорошая идея… — пожал плечами глупый чудотвор. — Наложить запрет на изучение природного магнетизма…

Войте захотелось врезать ему как следует — только за то, что этот Достославлен говорил всерьез. А приглядевшись, Войта увидел, что на груди у глупого чудотвора в самом деле горят солнечные камни — в каждую пуговичку размером с ноготь была вставлена россыпь крошечных солнечных камней с самым крупным посередине. К тому же понатыканы пуговички были слишком часто — раза в три чаще, чем обычно. Вот делать-то нечего… Ладно бы драгоценные камни, это хотя бы говорит о богатстве, но солнечный камень стоит не многим дороже уличного булыжника…

— Ты так высоко сидишь, что можешь запретить что-то научному сообществу?

— Скоро мы сами станем научным сообществом, а старые пердуны, которые там сейчас сидят, будут у нас мальчиками на посылках. Я верю в северское движение объединения! — возгласил Достославлен.

Трехпалый глянул на него недовольно и глазами показал на Войту. Достославлен ответил на его взгляд не менее высокопарно:

— Нам нечего скрывать! Пусть все знают, что движение объединения идет и будет идти до победного конца. И пусть мрачуны дрожат в своих замках! Слышишь, ты? — Он повернулся к Войте. — Передай своему хозяину, что ему недолго осталось устраивать свои световые представления и заседать на сессиях университета.

— Заседать на сессиях ты вполне мог бы вместо Глаголена, для этого нужна не голова. А вот развивать теорию предельного исчисления вместо Глаголена — тут одной задницы маловато будет, — сказал Войта, чуть оскалившись. Едва удержался, чтобы не врезать Достославлену за «слышишь, ты» и за «хозяина».

Глава 7

Достославлен посмотрел сверху вниз и произнес, обращаясь к присутствующим:

— Рабская душонка — защищать хозяина даже от своих освободителей…

— Это ты, что ли, освободитель? — фыркнул Войта. — Лакейская душонка: единственное стремление — сесть на чье-нибудь место и начать кем-нибудь понукать. Сто́ящая цель для северского движения объединения…

— Не смей своим грязным языком говорить о самом святом начинании чудотворов! — сурово сдвинув брови, изрек Достославлен. — Не думай, что здесь некому призвать тебя к ответу за оскорбление чудотворов Славлены!

А может, и не так глуп был этот Достославлен, просто ни во что не ставил публику, перед которой играл столь бездарно. Впрочем, и Литипа, и Трехпалый смотрели на это снисходительно.

— Уж не ты ли призовешь меня к ответу? — скорей устало, чем презрительно спросил Войта.

— А ты считаешь, у меня не получится? — удовлетворенно, сверху вниз улыбнулся Достославлен. И стоило обратить внимание на это удовлетворение, но Войта понимал хитрость как искусство обмана, а не как умение безнаказанно сделать подлость. И врезать Достославлену очень хотел. А потому предложил с усмешкой:

— Выйдем, проверим?

Войта был уверен, что Достославлен откажется, но тот неожиданно поднялся, будто только и ждал, когда ему дадут по зубам. А в том, что именно Достославлен получит по зубам, Войта не сомневался — слишком тот был мягкотелым.

На заднем дворе еще не стемнело, но было сумрачно — солнце давно скрылось за высокой стеной, окружавшей университет. Не двор был — дворик, там едва поместилась поленница, колода с воткнутым в нее топором, козлы для пилки дров и бочка с дождевой водой.

Достославлен имел гордый и уверенный вид, смотрел сверху вниз и ни слова не говорил — будто от переполнявшего его презрения. В дверях он пропустил Войту вперед, давая понять, что опасается удара в спину, — ничего больше не оставалось, как пройти первым, а заодно показать, что удар в спину пугает только плохо обученных слабаков.

Войта прошел на середину дворика и повернулся к Достославлену лицом — тот стоял на пороге, даже не спустившись на две ступеньки вниз. И Войта уже хотел рассмеяться над трусостью противника, как тот его ударил. Удар чудотвора, даже не очень сильный, выбивает воздух из груди, а направленный в лицо ломает шею. И в этом Достославлен оказался мастером — не убил, не покалечил, просто хорошенько толкнул. Войта опрокинул козлы и колоду, грохнувшись на них спиной, даже не сразу понял, что произошло, — не мог вздохнуть, не мог вскрикнуть от оглушительной боли, не мог шевельнуться…