Самородок

— У нас не было времени поговорить наедине. Я должен сказать тебе. Ты чудотвор, Войта, ты нужен Славлене, ты великий ученый, и твои труды послужат укреплению нашей власти. Но если бы ты знал, чего мне стоило заткнуть рты тем, кто считал тебя предателем, заслуживающим если не смерти, то презрения!

— Я не просил тебя затыкать им рты, — поморщился Войта.

— За тебя поручились не только мы с Оченом, но и ректор Йерген. Смотри, оправдай его доверие! Докажи, что ты предан Славлене!

— Пошел ты… — фыркнул Войта, оттолкнул Достославлена и направился домой.

Наутро Войта хотел пойти в свой дом, посмотреть, насколько он запущен, можно ли в доме жить, а в лаборатории работать. Лаборатория волновала его больше всего остального, подготовка же к работе вместо работы выводила Войту из себя.

Оба родителя собирались поглазеть на пленных мрачунов, которых на телеге повезут вокруг крепости, для чего заранее запасались гнилыми овощами и мочеными яблоками. Гнилых овощей нашлось не много, зато яблок в тот год было хоть отбавляй. Понятно, славленцы закидали бы мрачунов камнями с гораздо большей радостью, но камни бросать запретили несколько раз оглашенным предписанием. Это же предписание рекомендовало нечудотворам не приближаться к мрачунам, способным поразить нечудотвора энергетическим ударом. Всем уже было известно, что именно эти мрачуны готовили убийство славленских ученых, — родители, например, поверили в это безоговорочно.

На предложение отца пойти вместе с ними Войта ответил, что за последние пять лет вдоволь насмотрелся на мрачунов, а моченые яблоки — немного не то оружие, которое ему пристало использовать. Он не стал говорить отцу, что пленные мрачуны лишь козлы отпущения, в любом случае они были мрачунами и ненавидели их здесь независимо от степени их личной вины, а только за принадлежность к клану. Так же как в Храсте презирали чудотворов.

Дом Войты стоял неподалеку от отцовского, нужно было лишь перейти мост через Сажицу, но именно через этот мост ему навстречу и двигалась шумная процессия, чтобы, перебравшись через ров, вернуться в крепость. Толпа выла злобно и радостно, мрачунов не только спрятали в крепкую клетку, но и окружили вооруженной стражей, не подпускавшей людей близко к телеге (иначе бы и клетка мрачунов не спасла). Широкие поручни моста облепили ребятишки, заранее заняв место повыше, перед мостом процессию ждали те, кто не успел присоединиться к ней раньше, и сужение пути давало им возможность увидеть мрачунов в непосредственной близости.

Войта не ощущал такого желания и с тоской думал, что простоит на этом месте не меньше четверти часа, пока все желающие сопроводить мрачунов до крепости просочатся через мост. Стражники расчищали себе дорогу криками и угрожающими выпадами пик, конный глашатай, уже слегка охрипший, кричал о подлом убийстве чудотворов, возница пощелкивал кнутом не только по спине лошади, но и по сторонам, осаживая тех, кто пробился к телеге сквозь заслон стражи.

Одним из мрачунов в клетке был Глаголен. В дорогом тонком исподнем (сплошь перепачканном гнилыми овощами, мочеными яблоками и кровью) и босиком. Ошейник с короткой цепью не позволял ему сесть или хотя бы отвернуться. На груди у него вместо дорогого медальона на золотой цепочке висела тряпичная ладанка на кожаном шнурке. Видимо, не все овощи были достаточно гнилыми, а не все яблоки — мочеными, потому что лицо Глаголена заплывало синяками, а из рассеченной брови, из носа и распухших губ текла кровь. Впрочем, взгляд его оставался гордым, спокойным и даже равнодушным, как и положено взгляду человека знатного происхождения. Вторым мрачуном был подхалим хищного ректора, выглядевший не лучше Глаголена, но гордого взгляда сохранить не сумевший.

Сначала Войта остолбенел и раскрыл рот, ощущая слабость в коленях. Потом задохнулся и хватал воздух ртом, сжимая и разжимая кулаки. В этот миг на него и обратился гордый взгляд Глаголена — шевельнулись удивленно брови, и разбитые губы тронула невеселая усмешка.

Войта, не подумав, для чего это делает, рванулся к телеге через заслон стражи, но в первый раз его подвинули назад довольно мягко, а на второй — толкнули древком пики в грудь, едва не уронив под ноги толпе. Не только бесполезно — бессмысленно было предпринимать третью попытку, но упорства Войте хватало с лихвой, потому он крепко получил по зубам и таки растянулся на дороге. Только по счастливой случайности никто на него не наступил. Глаголен следил за ним чуть прищуренными глазами, будто напоминая: упрямство — мудрость осла.

Телега проехала вперед, мимо Войты, за нею с улюлюканьем торопилась толпа, наверстывая потерянное на мосту время. Войта сел и обхватил колени руками, глядя вслед процессии, — наверное, следовало подумать, прежде чем что-то предпринимать.

— Доктор Глаголен — величайший ум Обитаемого мира, — убеждал Войта ректора школы экстатических практик. — Мои работы по магнитодинамике опираются на его научные труды.

— И что? — ректор Йерген наклонил голову набок, будто говорил с наивным ребенком.