Самосожжения старообрядцев (середина XVII–XIX в.)

В дальнейшем жесткое противостояние церковных деятелей и старообрядческих наставников неизбежно приводило к появлению новых пропагандистских трудов, призванных создать старообрядцам-самосожигателям репутацию бесстыдных развратников, корыстолюбцев и лжецов. Эта традиция возникла еще на рубеже XVII–XVIII в. Так, святой Димитрий Ростовский, опираясь на сведения из посланий сибирского архиерея Игнатия, описывал массовые самосожжения следующим образом: «лжеучители онии <…> сие лютое и бесчеловечное творяху беззаконие и мучительство: многия прельстивше, и в пустыя места заведше». Обряды, предшествующие самосожжению, представлялись ему в виде отвратительного разврата: «жены, и девы, и отрочата, первее оскверняху тех всяким блудом». Затем, после всеобщего осквернения, наступал черед массовой гибели всех собравшихся. Организуя «гари», старообрядцы, как полагал митрополит, руководствовались исключительно корыстными мотивами: «таже и избы, на то в лесах уготованныя, затворяху оныя, и закрепивше вход, сожигаху, а имения их взимаху себе»[977].

Опираясь на постепенно формирующуюся фольклорную традицию объяснения причин самосожжений, Димитрий Ростовский сводит их ко временному помрачению рассудка под воздействием колдовских чар. По его мнению, старообрядцы-самосожигатели не допускают в свои дома священников, но «сами в домех своих творяху некия церковныя службы по чину иерейскому». Во время этих богослужений верующие принимают некое «волшебное» причастие – «ягоды, изюм глаголемыя». Их выносит из подполья загадочная «девка с решетом». Внезапно появившись среди молящихся старообрядцев, она кощунственно «глаголет по подобию иерейскому: “Всех вас да помянет Господь Бог во царствии своем”». Затем она раздает всем присутствующим изюм, что приводит к неожиданному для непосвященных результату. Старообрядцы внезапно ощущают сильнейшую тягу к самоубийству любым доступным способом. Они «желают себе смерти, аки бы за Христа, или сожещися, или удавитися, или в воде утопитися, аки в изступлении от ума; и многии тако себе сами погубили»[978].

Аналогичные показания, как утверждал митрополит, дал иеромонах Игнатий, постриженик Углицкого Воскресенского монастыря. Последний стал свидетелем множества самосожжений, происходивших «по злому научению» одного из местных крестьян. Слугам князя И.И. Голицына удалось поймать хитрого злоумышленника. Во время допроса он тайком выбросил важную улику: три «ягоды», «зделанные из некия муки». Местный священник заметил их, поднял и растер между пальцев. Поднеся палец ко рту, он случайно проглотил мельчайшие частицы опасного снадобья, содержавшегося в муке. После этого с ним случился припадок, и «вей тому внезапному его изменению и изумлению удивишася и ужасни быша». Когда околдованный священник проходил мимо очага и увидел огонь, то бросился в «пещь огненну». Некоторое время спустя несчастный пришел в себя, рассудок его прояснился, и он начал благодарить тех, кто помешал ему погибнуть в пламени. О причинах же своего поступка он пояснил: «показася мне пещь яко рай, а устие пещи яко дверь райская. В пещи же во огне видех седящия пресветлыя юноши, иже призываху меня к себе»[979].

Предотвращение самосожжений, по мнению Димитрия Ростовского, становится возможным лишь в том случае, если в происходящее вмешиваются сверхъестественные силы. Только они могут открыть крестьянам, готовым в ближайшее время погибнуть в огне, истинный смысл старообрядческого вероучения и предстоящую участникам «гарей» загробную участь. Так, перед самосожжением близ нижегородских деревень Княгинино и Мурашкино готовые к смерти старообрядцы в последний момент, «Богом соблюдении бывше», увидели в дыму разгорающегося пламени двух черных бесов, «по подобию ефиопов», «радующих и плещущих руками, и вопиющих гласно: “наши, наши есте!”». Увидев такое зловещее «радование» старообрядцы бросились прочь, вырвались из огня, примчались к священнику, покаялись и «благодариху Бога, избавлыпего их от тоя погибели»[980].