Самосожжения старообрядцев (середина XVII–XIX в.)

Церковное обличение самосожигателей в этот период представлено трудом протоиерея Санкт-Петербургской пригородной слободы Большой Охты Андрея Иоаннова (Журавлева). В 1794 г. он издал очередной в российской истории фундаментальный труд, призванный изобличить лживость старообрядческого вероучения. Его работа вскоре стала популярной и востребованной если не читателями, то, во всяком случае, властью, которая в этот период пыталась бороться против старообрядчества не репрессиями, а «увещеваниями». Об этом свидетельствует дальнейшая судьба издания. В 1795 г. Иоаннов переиздал этот же свой труд с прибавлением некоторых текстов. В 1799 г. вышло третье, доработанное издание его работы, основанное на длительном опыте борьбы против новороссийских старообрядцев и личном опыте пребывания среди приверженцев «древлего благочестия»[988]. Продолжая традицию обличения старообрядчества, заложенную сибирским митрополитом Игнатием, А. Иоаннов не избежал влияния современных ему идей. Отзвуки рационалистической критики старообрядчества видны в этом произведении.

Во-первых, главный вред старообрядцы нанесли интересам Российского государства: «И кто может довольно оплакать ту утрату, какую претерпело любезное Отечество наше от богоненавистных тех губителей душ христианских». Во-вторых, проповедники «древлего благочестия» причинили сильнейший моральный и материальный ущерб многим семьям: «столько от пути спасительного людей совратили, сколько мужей от жен, жен от мужей, детей от родителей вечно разлучили, сколько фамилий под видом мнимой набожности ограбили, в конец разорили». Наконец, в-третьих, они стали серийными убийцами: многих жителей России «разными страшнейшими смертьми, как то огнем, гладом, и прочими томлении умертвили»[989]. Впрочем, для Андрея Иоаннова, в отличие от его предшественников – обличителей старообрядчества, характерен дифференцированный подход к разным старообрядческим толкам. Одни из них он считал просто нелепыми, а другие – опасными для стабильности государства. Особо вредными он считал филипповцев, полагая, что их деятельность неразрывно связана с провоцированием самосожжений, организацией «запощивания» (смерти от голода) и других видов добровольной гибели. Так, филипповцы, по его сведениям, «всякого новоприходящего (к ним. – М.П.) уговаривают запоститься, то есть заморить себя гладом, чтобы скорее получить венец мученический». Любого согласившегося изуверы обрекают на гибельный сорокадневный пост, который «человеческия силы не вынесут». Зная об этом, старообрядцы запирают несчастного в пустую избу, предварительно отняв у него всю одежду и даже нательный крест. Страдания «постников» ужасны: «они, бедные, тоскуют, тысящекратно раскаиваются, сами себя кусают и терзают. Желают скорой смерти, но не обретают, ибо все способы отняты». В ответ на мольбы страдающие от голода и жажды люди слышат один ответ: «Не дастся вам, не дастся, да не лишитеся светлых венцов мученических!». Для спасения от мук жертвы «принужденными себя находят пить урину и есть кал, но и то без пользы». Вслед за страданиями наступает отвратительная смерть: «Напоследок истерзавши сами себя, в неописанном безобразии испускают бедную душу свою»[990]. Вполне вероятно, что эти строки появились не без влияния «Отразительного писания», содержащего сходные жуткие картины гибели от голода[991].

Трагические страницы истории старообрядчества привлекали внимание публицистов и в XIX в. Но в этот период крайне редко встречаются непочтительные отзывы о причинах и обстоятельствах гибели старообрядцев. Доминирующей становится идея о величии старообрядческих наставников, их несомненном интеллектуальном превосходстве над «гонителями», а самосожжения все чаще представлялись как трагическое заблуждение выдающихся, сильных духом людей[992]. Особенно на ниве создания положительного образа северных старообрядцев потрудился В. Майнов. Он полагал, что старообрядцев «доводили до исступления» непрерывными преследованиями, а когда они от отчаяния сжигались, «над ними же потом глумились и утверждали, что самосожигание входит в догматы беспоповщинского толка»[993]. Поэтому известно немного иронических отзывов о «гарях». Так, В.И. Немирович-Данченко, в своем описании севера России уделил небольшое внимание старообрядческому поселению в Топозере Архангельской губернии, откуда, как он утверждал, в прежние времена «во все стороны расходились миссионеры-раскольники». О них, по его словам, сохраняются в народе «самые чудовищные предания». Так, прежде здесь обитал старец, предсказавший собственную смерть. В назначенное время он, «чтобы не прослыть ложным пророком, сжег себя со своею любовницей, беглою солдаткой, в бане»[994].