Самоучитель литературного мастерства

О детали, а вернее о приеме детализации в репортаже стоит сказать отдельно. Деталь – это мельчайшая художественная подробность. Кусочек пейзажа, черта портрета, вещь в интерьере, мысль, движение – все это детали. Деталь можно обнаружить, заострив на ней внимание: «Он зажег маленькую лампу увеличительного зеркала и придвинулся вплотную к нему, чтобы проверить состояние своего эпидермиса. Вокруг крыльев носа выступило несколько угрей» (Борис Виан).

Детали бывают внешние и внутренние, психологические. Внешняя деталь – это портрет и пейзаж, внутренняя – мысли и чувства человека. Внешняя деталь в одно мгновение может стать внутренней и наоборот. Такое взаимопроникновение позволяет описать человека или событие и одновременно показать его психологический, моральный, нравственный аспект. «Не разгибаясь, она смотрела мне в глаза взглядом, полным какой-то молчаливой, застенчивой признательности» (Генри Миллер). В этом предложении «она смотрела мне в глаза» – деталь внешняя, а то, что взгляд женщины был полон «какой-то молчаливой, застенчивой признательности» – деталь внутренняя, психологическая, поскольку признательность – это чувство, а не черта облика.

Репортаж, как, впрочем, и другие прозаические произведения, состоит из череды планов: крупных, средних, мелких. Автор придумывает и монтирует их по своему вкусу или по разработанному плану, как режиссер снимает планы согласно сценарию: вот лицо героя, вот его силуэт растворяется в ночи, потом вся сцена дается с высоты птичьего полета.

Деталь, наподобие угрей, которые описываются абзацем выше, – это самый крупный план. Он предназначен для изображения отдельных внешних и внутренних подробностей. Можно чуть отодвинуть всевидящее око автора и показать читателю фрагмент побольше: «Главного звали Ангелом. Его начальственный статус подчеркивала аккуратная густая борода» (И. Во). Лицо и мимика человека – это крупный план. Отойдем еще дальше, возьмем человека по пояс, посмотрим на его жесты. Получим средний план: «Овод выдернул цветок из своей бутоньерки и стал отрывать от него лепестки. Кого он ей напоминал? Такие же нервно-торопливые движения пальцев…» (Э. Войнич). Общий план показывает человека в полный рост: «Я кое-как сошел с лошади и едва живой бросился в кофейню Пелити выпить рюмку вишневой настойки» (Р. Киплинг). Наконец, самый общий план рисует нам человека в интерьере или на пленэре: «Обедал он почти всегда дома, затем следовала десятиминутная сиеста: сидя на террасе, выходившей во двор, он сквозь сон слушал пение служанок в тени манговых деревьев, крики торговцев на улице, шипение масла на сковородах и треск моторов в бухте, шумы и запахи которой бились и трепетали в доме жаркими послеполуденными часами, точно ангел, обреченный гнить взаперти» (Габриэль Гарсия Маркес).

Смена планов делает повествование динамичным. Останься автор в одном плане на долгое время – читатель заскучает. Вот как резво сменяются планы в отрывке из романа Кнута Гамсуна «Странник играет под сурдинку»:

«В тот же день я проходил мимо одного дома, на пороге которого сидел молодой человек (Самый общий план) и играл на губной гармошке (Деталь).

По игре было видно, что никакой он не музыкант, просто, должно быть, добрая и веселая душа, – сидит и играет для собственного удовольствия (Общий план); поэтому я лишь издали поклонился, а ближе подходить не стал, чтоб не спугнуть его. Он не обратил на меня никакого внимания, вытер гармошку (Средний план) и опять поднес ее к губам (Крупный план). Прошло немало времени, когда он снова вытирал ее (Средний план), я воспользовался случаем и кашлянул: «Это ты, Ингеборг?» – спросил он. Я решил, что он разговаривает с какой-то женщиной в доме, и потому не ответил. «Кто там?» – спросил он. Я растерялся: «Ты про меня? Разве ты меня не видишь?» На это он не ответил. Он стал шарить руками вокруг себя, потом встал (Общий план), и тут я увидел, что он слепой. «Не вставай, я не хотел тебе помешать», – сказал я и сел рядом (Общий план)».

Темп речи – еще один инструмент, благодаря которому автор может замедлять или ускорять повествование, делать его динамичным. Длинные предложения притормаживают действие, короткие – убыстряют. Посмотрите на примере из одного того же произведения А. Баррико «Шелк», как это происходит: