Самозванка (дореволюционная орфография)

– Да… Глупа еще, не понимаетъ ничего, не въ матушку, ну и выболтала…

– Да какъ же это она?… Какъ это себя въ наши руки отдала…

– Ну, это длинная исторія, вамъ дла до этого нтъ… Выболтала, и кончено…

– Вотъ ужасти-то, вотъ дла то!… Ахъ, Господи, Господи!… Ну, всть ты мн, Настя, принесла… ну, извстіе!… Слушаю и ушамъ своимъ не врю!…

– He врила и я, а-нъ правда все…

Настенька встала и взяла тетку за плечо.

– Все я сказала вамъ, тетя, великую тайну открыла, такъ помните же, что вы должны хранить эту тайну!… Счастье, большое счастье получимъ изъ этого дла!… Къ милліонамъ старухинымъ подойдемъ близко, до золота ея руками дотронемся!…

– Да, да… правда, правда!…

„Завариха“ дрожала отъ волненія, и глаза ея сверкали, какъ у молоденькой двушки при первыхъ словахъ объясненія въ любви дорогого человка.

– Что-жъ мы длать будемъ теперь, Настя? – спросила она.

– Надо обдумать, для этого и пріхала къ вамъ…

– Заявить надо „самой“…

– Ни-ни! – поспшно выкрикнула Настенька. – Никоимъ образомъ нельзя этого длать…

– А что же надо по твоему?

– Подумаемъ… Скажемъ старух – дло можемъ испортить.

– То-есть, чмъ же испортить?

– Ишь вы ошалли! – грубо воскликнула Настенька.

„Модная двица“, манерничая и притворяясь голубкою при постороннихъ, съ теткою и „ненужными людьми“ была груба и дерзка.

– Я думала, что вы поумне, за совтомъ хала, а вы дичь говорите… Вдь, полюбила старуха двченку-то эту переряженную, привязалась къ ней… Хорошо, если она разозлится на подлогъ, да турнетъ доченьку съ самозванкой ея, а если проститъ!… He все ли ей равно, кого любить то – мальчика или двочку? Важно было обмануть сперва, а теперь, можетъ быть, и все равно…

– Да, правда, – согласилась Завариха.

– То-то и есть… Да и выгонитъ, такъ намъ толку мало: намъ милліоновъ своихъ не отдастъ…

– Правда, правда… Что-же длать будемъ?…

– Подумаемъ…

Настенька прошлась по комнат.

– Я большого дла ожидаю изъ этого, тетя!… Вотъ ду къ вамъ, погоняю извозчика, а во мн такъ все и горитъ!… Бдны мы, нищіе, подачками живемъ, унижаемся, обноски съ богатыхъ купчихъ носимъ, а можетъ быть такъ, что мы… богаты будемъ!…

Настенька вдохнула въ себя воздуху, словно задыхаясь.

– Голова кружится, какъ подумаешь! – воскликнула она.

– Да что же ты думаешь-то?… Что длать хочешь?… Ты скажи, Настенька, не мучь меня!… – вкрадчиво заговорила Завариха, подходя къ племянниц и обнимая ее за талію. – Ты умница у меня, золотая головка, не теб у меня совта то просить, а мн у тебя… Что думаешь-то ты?…

– He знаю еще хорошенько, а счастья изъ рукъ не выпущу, нтъ!… Думаю такъ, что пока понемножку изъ Вры этой жилы тянуть…

– Какъ?…

– А такъ… Пусть пока проситъ у бабушки денегъ на то и на другое и мн отдаетъ, пусть разные предлоги выдумываетъ, тайкомъ отъ матушки… Пусть, хоть воруетъ, да мн отдаетъ!… Вдь, въ моихъ рукахъ она, вотъ она гд у меня!…

Настенька сжала свои холеныя неработящія ручки въ кулаки.

– Вотъ она гд у меня!… He знаю вотъ, матушк говорить-ли или же подождать…

– Обдеретъ ее матушка-то, въ гробъ заколотитъ, – замтила Завариха.

– А вамъ жаль что-ли?… Пусть хоть живую състъ… He въ томъ дло, а не испортить бы… Да, я подумаю, я все сдлаю…

И Настенька ходила по комнат, а лицо ея горло румянцемъ, ноздри раздувались.

Въ „модной двиц“ разгорались не одни только алчные инстинкты, не одна только жажда къ золоту, которое она страстно любила, томила ее, – ее томила еще и жажда мести за разбитую любовь, за разлетвшіяся вдругъ надежды…

Она много разъ „влюблялась“, много и часто кокетничала, много разъ играла въ любовь и имла даже романы, но любила она въ первый разъ… Первый разъ шевельнулась въ ея сердц настоящая любовь къ красавчику Вас, къ этому нжному чудному мальчику, къ этому юнош, прекрасному какъ Адонисъ, милому, ласковому, доброму… И двченка Врка отняла у нея этого юношу, разбила любовь въ всколыхнувшемся сердц, убила надежды на счастье, убила все…

И какъ странно, какъ неожиданно все это случилось… Точно вырвалъ кто-то изъ сердца кусокъ, и пораненное сердце это болло, ныло, страдало…

Какъ ненавидла Настенька теперь Вру, какъ хотла ей мстить и какъ въ то же время желала быть обладательницею близкаго къ ней золота!…

Совщаніе тетушки съ племянницей въ этотъ день не привело ни къ какимъ результатамъ. Ршили хорошенько обдумать все и потомъ уже начать дйствовать.

Настенька ночевала, а на другое утро вмст съ теткой отправилась въ домъ Ярцевой.

Всю дорогу туда Настенька твердила тетк, чтобы она осторожно держала себя и ни взглядомъ, ни намекомъ не обнаружила того, что она знаетъ тайну.

– Все, все испортите, если вмшаетесь въ это дло, если дадите понять Анн Игнатьевн или Вр, что вы знаете тайну, – говорила Настенька.

– Да ужъ будь покойна, – утшала тетка, – не совсмъ, вдь, я дура, понимаю что нибудь.

Въ дом Ярцевой все шло по старому, только наблюдатель замтилъ-бы, что въ глазахъ Вры есть что-то тревожно-любопытное.

Съ этимъ выраженіемъ своихъ милыхъ, кроткихъ глазъ смотрла двушка на Настеньку во время чая, къ которому пріхали гости, и, видимо, сгорала отъ нетерпнія остаться съ нею глазъ на глазъ.