Старуха, по обыкновенію, была очень нжна со своимъ „внучкомъ“ и покровительственно-небрежна съ гостями. На дочь свою она изрдка бросала испытующіе взгляды, словно изучая ея думы, ея таинственныя и, должно быть, тяжелыя думы, которыя сказывались и въ сосредоточенномъ взгляд, и въ плотно сжатыхъ губахъ, и въ вертикальной морщинк, пробороздившей гладкій красивый лобъ.
Думъ этихъ старуха не знала, но какъ хорошо были теперь извстны он Заварих и Настеньк!…
Сейчасъ же посл чая Вра позвала Настеньку на верхъ.
– Ишь, дружба завелась! – насмшливо замтила Ольга Осиповна. – Словно женихъ съ невстою… Ты, Васенька, не больно слушай рчей ея, двицы этой модной, a то обучитъ она тебя премудростямъ московскимъ…
– Разв я могу научить Васеньку чему-нибудь дурному, Ольга Осиповна? – спросила Настенька.
– Мудренаго нтъ: вертячка ты порядочная!…
– Ну, если и вертячка, такъ ужъ за то другихъ пороковъ не имю… Есть, вдь, двушки, куда какія смиренныя, а коварства, и обмана…
Вра слегка поблднла отъ этого, очень явнаго для нея намека и порывисто встала.
VII.
Блдность эту и движеніе замтила Анна Игнатьевна и вперила въ дочку долгій-долгій, пристальный взглядъ…
Вра поблднла еще больше, а Анна Игнатьевна взглянула на Настеньку тмъ же взглядомъ.
„Не знаетъ ли эта хитрая двченка мою тайну? He выболтала ли Вра? -какъ ножемъ рзнула мысль эта Анну Игнатьевну. – Кажется, нтъ. Покойно, безпечно, весело смотритъ Настенька, – не похоже, чтобъ это намекъ былъ…
Нтъ, не намекъ это, просто сказала Настенька, такъ безъ умысла… Да и сметъ ли Вра выболтать?… А поблднла она потому, что кольнули ее слова Насти, въ больное мсто попали… А все же надо поговорить съ нею, попытать ее надо, предупредить, еще разъ повторить завтъ свой о величайшей тайн“.
Двушки сейчасъ же посл чаю ушли наверхъ.
Заперла Вра за собою дверь, робко подошла къ Наст и взяла ее за руку.
– Вы сердитесь на меня, Настенька? – умоляющимъ, взволнованнымъ голосомъ сказала она. – Вы ненавидите меня?… Я вижу это, знаю… Вы жестоко кольнули меня сейчасъ вашимъ намекомъ!… За что это, Настенька? Иль ужъ я такъ гадка въ вашихъ глазахъ?…
Настенька презрительнымъ и злымъ взглядомъ окинула фигуру стоявшаго передъ нею, „мальчика“, – хорошенькаго, изящнаго, какъ дорогая статуэтка, какъ куколка, мальчика.
– Да, во всемъ, что вы продлываете тутъ съ вашей матушкою, немного благородства! – сказала она. – Но не за это зло мое на васъ… нтъ… Что мн за дло, что дв интригантки…
Вра тихо простонала, точно до нея раскаленнымъ желзомъ дотронулись.
– Что мн за дло, что дв интригантки пришли обобрать старуху съ ея тысячами? Деньги, вдь, соблазнительны, за ними вс бгутъ, изъ-за нихъ и большія преступленія совершаются… Мн до этого дла нтъ… Меня терзаетъ то, что… что вы меня, меня такъ жестоко обманули!… Я принесла сюда, въ эту вотъ комнату, свою первую, священную любовь, и вы растоптали ее ногами, разбили… Вотъ что меня терзаетъ, и вотъ за что ненавижу я васъ…
Вра отошла и въ изнеможеніи опустилась на стулъ.
– Эта пытка мн не по силамъ! – едва-едва выговорила она. – Ужъ лучше одинъ конецъ… Лучше ужъ я открою все; пусть со мною длаютъ все, что хотятъ…
– Откроете?…
Настенька быстро подошла къ Вр.
– Откроете?… О, нтъ, не смйте этого длать!… Васъ, можетъ быть, прогонятъ, мать ваша, быть можетъ, изобьетъ васъ до полусмерти, но мн отъ этого пользы мало, а я… я хочу чмъ-нибудь вознаградить себя… Я потеряла большое счастье обманутая вами, такъ желаю имть хоть маленькое… Большое счастье – это любовь, которую мечтала взять у Васи, а маленькое – это деньги, которыя мн должна дать Вра!… Поняли вы?… Вы пришли сюда съ матерью за деньгами и, конечно, возьмете ихъ, такъ часть этихъ денегъ пусть мн попадетъ…
– Вамъ?… Деньги!… – спросила Вра.
– Да… А васъ, наивнаго ребенка, это удивляетъ?…
И съ ненавистью глядла Настенька на блдную, взволнованную двушку, которая въ изнеможеніи, какъ помшенная, сидла передъ нею…
Настенька, глядя на убитую горемъ и отчаяніемъ Вру, подумала, что слишкомъ уже огорчила ее и сообразила, что такъ поступать опасно: двушка въ отчаяніи можетъ и въ самомъ дл открыть все бабушк и матери, тогда все пропало для Настеньки…
Она взяла Вру за руку и почти ласково сказала ей:
– Ну, перестаньте же играть роль угнетенной, Вра, будетъ вамъ… Вы не должны сердиться на меня, не должны считать меня за какую то злодйку…
Отъ одного этого измнившагося голоса Настеньки, отъ одного ласковаго прикосновенія ея руки Вра почувствовала себя уже легче и доврчиво, растроганная, съ размягченнымъ сердцемъ, нагнулась къ Настеньк и обняла ее, прижалась къ ней, не имя силъ выговорить что-нибудь, но желая много-много сказать…
– Да, я совсмъ не злодйка, – продолжала Настенька. – Я только оскорбленная въ своихъ чувствахъ женщина…
Эту фразу „модная двица“ вычитала въ какомъ-то роман и любила употреблять ее, какъ и многія другія фразы изъ книгъ.
– И я огорчена и возмущена была, но я прощаю васъ…
– Прощаете? – взглянула Вра на Настеньку съ счастливою улыбкою.