Самозванка (дореволюционная орфография)

– He хочу проклинать ee! – проговорила она. – He беру на душу этого грха великаго и не лишаю ее материнской молитвы моей, но видть ее не хочу ни сегодня, ни во всю мою жизнь… He допущу и къ смертному одру моему!… He допущу!… Благословлю ее заочно, а къ себ не допущу… He было во всемъ роду нашемъ развратницъ и беззаконницъ! Она срамъ на весь родъ нашъ пустила и нтъ ей моей милости… Завтра-же духовную сдлаю, все добро свое распишу, а ей гроша не дамъ, тряпки не дамъ!… Если придетъ за кускомъ хлба, съ голоду умирая, и тогда не дамъ ей этого куска!…

Старуха въ изнеможеніи опустилась на кресло; костыль выпалъ изъ ея рукъ.

– Нтъ у меня и внучки! – проговорила она.

– Вра чмъ виновата? – робко спросилъ Салатинъ. – Ей не надо вашихъ денегъ, она проживетъ и безъ нихъ, но она нуждается въ вашей ласк… Она любитъ васъ…

Салатинъ не говорилъ пока, что онъ женихъ Вры, приберегая это извстіе, какъ резервъ.

– Любитъ? – переспросила старуха. – Ха, ха, ха!… Очень любитъ!… Вмст съ матерью обманно вошла въ домъ мой, самозванка!… дурачила, насмхалась… Хороша любовь!…

– Но, вдь, ее вынудили на это! – возразилъ Салатинъ. – Нжная, робкая, матерью запуганная, но горячо любящая мать, она не могла поступить иначе и страдала, очень страдала… А любитъ она васъ горячо, за это я головою ручаюсь…

Старуха поникла головою.

Вся жизнь ея послднее время была сосредоточена на любви къ внуку, на любви къ этому курчавому хорошенькому „мальчику“ – и вотъ нтъ теперь этого „мальчика“!…

И не умиралъ онъ, а нтъ его… Хуже чмъ умеръ…

Но, вдь, эта душа-то, которую такъ любила она, не исчезла… Вдь, и эти милые, кроткіе и ясные глаза живы… И голосокъ этотъ, который такъ любила она, можно слышать, и русые шелковистые волосы, можно ласкать… Есть кого любить и есть у кого на груди выплакать горе…

Старуха закрыла лицо руками и тихо заплакала.

Салатинъ не мшалъ ей.

– Нтъ Васи, нтъ!… – простонала старуха.

Салатинъ слъ съ нею рядомъ, за руку взялъ ее, поцловалъ эту руку.

– Вра есть! – сказалъ онъ. – Есть хорошая, милая двушка, которая горячо любитъ васъ, которая будетъ любить васъ вчно… He лучше-ли это, чмъ мальчикъ?… Мальчики балуются, мальчики, ставъ взрослыми и получивъ богатство, часто портятся и приносятъ только rope, а нжное женское сердце такъ способно любить!… Вра выйдетъ замужъ, но не перестанетъ васъ любить… Вы правнуковъ дождетесь и умрете, окруженная ими…

– Незаконная она! – прошептала Ольга Осиповна.

– Чмъ виновата она въ этомъ?…

– He всть отъ кого родилась… Отъ бродяги, можетъ, отъ пьяницы… Мать гулена, а отецъ бродяга, – хороша природа!…

– Отецъ Вры былъ хорошій человкъ, купецъ честнаго рода…

– Воровка она…

– Полно вамъ, не гршите!… Она и единаго грошика не взяла себ изъ этихъ денегъ… Ее мучили, ее за горло мертвой петлей душили!…

– Да, а слава-то пойдетъ… За кого я отдамъ такую пригульную внучку?… Кто возьметъ ее?… Надо выдать за перваго встрчнаго, чтобы только взялъ… И возьметъ какой-нибудь шалыганъ ради бабушкиныхъ денегъ… Деньги промотаетъ, ее прогонитъ и она… она по стопамъ матушки своей пойдетъ…

– Ее возьмутъ и безъ денегъ! – тихо возразилъ Салатинъ.

– He ври, сударь!… Дай Богъ, чтобы и съ огромаднымъ приданымъ путный-то взялъ!… Кто она?… Незаконная дочка Анкина!… Та же Настька раззвонитъ везд, что тутъ было. Разскажетъ всмъ, что за парня Вру-то выдавали, въ штанахъ водили, что воровала она у бабушки деньги… Никто не возьметъ изъ порядочныхъ и пропадетъ двка, на черную дорогу выйдетъ…

Салатинъ всталъ.

– Бабушка! – заговорилъ онъ, – я буду имть честь просить у васъ руки вашей внучки…

– Ты?!

– Да, я… Смю думать, что я человкъ не опозоренный, что я чего-нибудь стою… Да, я прошу у васъ руки Вры… Я люблю ее!… Наше родство очень отдаленное, почти что и нтъ его…

– Николушка, да ты… ты не шутишь?… He обманываешь ты меня, чтобы я Вруньку эту простила?…

– Разв такими вещами шутятъ!…

– Да какъ же это такъ?… Когда же ты усплъ полюбить ее?…

– Полюбилъ… Знать, суждено такъ… Иную и долго видишь, и сватаютъ ее, и хороша она, а сердце не лежитъ, а иную увидишь и… и полюбишь!… Какъ зарыдала она у меня на рукахъ вчера, да разсказала все, да провелъ я потомъ съ нею весь день, а посл того увидалъ ее въ надлежащемъ для ея пола наряд, такъ и свершилось все!… Обиженная она была, измученная, а сердце у нея отзывчивое, душа хорошая и собою такъ прекрасна она!… Полюбилъ, крпко полюбилъ и словно годы знаю ее и люблю!…

– Да, какъ-же это такъ-то, Николушка?… Господи, словно сонъ все это!…

– И мн все это сномъ казалось, бабушка, вчера!… А теперь я вижу, что это дйствительность, хорошая дйствительность…

Салатинъ опустился передъ старухой на колни, взялъ ее за руки.

– И такъ, милая моя старушка, простите ее, примите и отдайте мн! – сказалъ онъ. – Мы частыми-частыми гостями вашими будемъ, а еще лучше, если вы съ нами жить будете… Какъ заживемъ-то!…

– Худо-ли бы!… – промолвила старушка.

– Такъ въ чемъ же дло?… Черезъ полчаса она будетъ у васъ…

– Двченка?…