Самозванка (дореволюционная орфография)

– Ну, теперь къ бабушк! – сказалъ Салатинъ, позавтракавъ и напившись чаю. – Часа черезъ два я буду у васъ…

Провожая, Вра перекрестила его.

____________________

Въ дом Ольги Осиповны было печально и смутно, именно – смутно.

Старушка все безпокоилась о „внук“ и бранила Николая Васильевича на чемъ свтъ стоитъ, какъ за то, что онъ былъ виновникомъ „несчастія“, такъ и за то, что онъ не детъ съ извстіемъ о состояніи Васи…

– Общалъ путаникъ чмъ свтъ пріхать, а до полдня и глазъ не кажетъ! – ворчала старушка. – Искалчилъ мальчика, оглашенный, и знать не хочетъ!… He отдамъ я ему Васю, ну, его къ нечистому!… Вс эти мужчины на одинъ ладъ, вс путаники!…

– Можетъ и Bacя такой будетъ! – замтила Анна Игнатьевна. – Лучше бы ему двочкою родиться, мамаша…

– Да ужъ, пожалуй, что такъ… Строгость нужна, строгость, драть ихъ слдуетъ, пока выше коломенской версты не вырасли!… А мы вотъ не деремъ, – слабы стали… Будь-ка я прежняя, такъ я-бы Васю то на об корки отодрала, чтобъ безъ спросу не узжалъ, да посмирне былъ, а я вотъ жду его не дождусь, и обнимать да цловать стану!… Размякло сердце у людей, не стало крпости да строгости, не стало!…

Анна Игнатьевна похаживала изъ комнаты въ комнату, забывъ причесаться, угрюмая озобоченная…

А тутъ еще Настенька пришла и нагнала на нее тоску своими причитаніями, и угрозами.

– Все теперь узнается, все! – съ тоскою говорила „модная двица“. – И узналось ужъ… Врка ваша теперь и про деньги выболтаетъ…

– Выболтаетъ!… – не безъ злорадства согласилась Анна Игнатьевна.

– Ну, и пущай!… Я отопрусь, на меня уликъ никакихъ нтъ. Ее же за клевету къ отвтственности притянутъ…

– Судьи правду узнаютъ!… – замтила Анна Игнатьевна.

– А узнаютъ, такъ и вамъ съ дочкою не поздоровится!… За это, милая моя, по головк не погладятъ!… Посидите въ острог съ доченькой-то…

– И тебя туда-же…

– За что?

– А хоть-бы за то, что ты Вру красть заставляла…

– А доказательство гд?

– Найдутъ… Спросятъ: на какія деньги ты себ всякіе наряды да балаболки покупала?… Попадемъ, такъ вс попадемъ…

Настеньку душила злоба, и попадись ей теперь Вра, она кинулась-бы на нее съ кулаками, вцпилась-бы въ нее зубами…

Анна Игнатьевна ходила-ходила, слушала-слущала шипнье Настеньки… да и разсказала ей все, что сообщилъ вчера вечеромъ Николай Васильевичъ.

Настенька позеленла вся.

– А, вотъ оно что!… – проговорила она, стискивая руки.

– Да, голубушка, вотъ оно что… – сказала Анна Игнатьевна. – Наша псенка спта…

– А Вра… Вра счастлива будетъ?…

– Должно быть, такъ…

– Нтъ!…

Настенька вскочила.

– He бывать этому, не бывать!… Если бабушка не растерзаетъ ее за это, такъ я… я задушу ее!…

– Образумься, глупая! – остановила ее Анна Игнатьевна. – Аль погибели своей хочешь?…

– И погибну, и погибну… а ей жить не дамъ, нтъ!…

„Модная двица“ упала головой на столъ, зарыдала, забилась вся, но этимъ и кончилось все.

Мелкая, слабая натура „модной двицы“ была не способна на какое-нибудь смлое ршеніе и за первымъ припадкомъ бшенства, злобы, безумія наступила реакція…

Настенька только струсила и упала духомъ. Она принялась умолять Анну Игнатьевну не губить ее, просила вымолить прощенье у Вры и даже общала вернуть часть похищенныхъ денегъ, лишь-бы только не было суда, лишь-бы не привлекли ее къ отвтственности…

Успокоенная Анною Игнатьевной, она ушла домой и просила написать ей про окончаніе „исторіи“.

Часу во второмъ пріхалъ Салатинъ.

– Мамаша ждала васъ, считая секунды, и теперь прилегла уснуть. Она не спала всю ночь! – сказала ему Анна Игнатьевна. – Ахъ, еслибъ она спала долго-долго!… Если бъ она… не просыпалась никогда!…

– Господь съ вами! – воскликнулъ Салатинъ. – Вдь, она ваша мать…

– Я боюсь очень… Она будетъ способна на все, когда узнаетъ страшный обманъ… Она растерзаетъ меня!…

Въ комнату вошла горничная.

– Николай Васильевичъ! – сказала она, – Ольга Осиповна проснулась и зовутъ васъ…

– Я уйду! – шепнула Салатину Анна Игнатьевна.

– Куда?

– Куда-нибудь… Прізжайте въ Александровскій садъ сказать мн все, я буду ждать васъ тамъ…

– Хорошо, какъ вамъ угодно…

Салатинъ отправился къ старух.

XXII.

На Ольгу Осиповну разсказъ Салатина произвелъ сильное, потрясающее впечатлніе.

Анна Игнатьевна хорошо сдлала, что ушла изъ дому; останься она, ей-бы не сдобровать.

– Гд она?… Гд… потаскушка-то эта? – съ бшенствомъ крикнула старуха, когда Салатинъ разсказалъ ей все. – Подайте мн ее, подайте!…

Старуха схватила толстую палку, съ которою хаживала, когда у нея разыгрывался ревматизмъ.

– Позвать мн eel… Эй, кто тамъ есть?… Анну ко мн позвать!…

Салатинъ сказалъ, что Анна Игнатьевна ушла и ждетъ у него въ дом ршенія своей участи и милости матери.

– А, ушла она?… Ну, и хорошо сдлала, я-бъ на ней мста живого не оставила, я-бъ ее, можетъ, убила до смерти… Ушла?… Ну, и пусть… Навсегда ужъ теперь, на вки!… не хочу ее видть…

– Ольга Осиповна…

– He хочу! – дико вскрикнула старуха. – Будь она прок…

Старуха не произнесла страшнаго слова, остановилась и, взглянувъ на иконы, перекрестилась.