Самозванка. Кромешник

Розу высекали в одной из самых долгих скал Ветряного Кряжа, над быстриной Багрянки и разрушенным старинным акведуком, где навий молодняк безнадзорно коротал голопузое детство, покуда мамки с няньками не спохватились. Даже сейчас по выбеленным руинам кто-то прыгал.

Высокие куртины изобиловали резьбой и мхом. На шпилях реяли знамёна и гнездилось вороньё. Подвядшим струпом пламенела черепица кровли, а льстивые сюжеты витражей могли запудрить самый трезвый разум.

Мощёный тесно пригнанными плитами неубиваемого камня Королевский тракт отсюда забирал на юг, прошивая долину сквозной стёжкой вдоль реки. Багрянка, или, как называли её здесь, Олвадарани, стылая и резвая в глубоком русле, разверстым сабельным следом рыжела в солнечных лучах. Послеполуденное солнце высверкивало алым по стремнине.

Причина давшего реке название окраса залегала мягкими, обильно размываемыми пластами в верховьях, где испокон веку ковырялись рудокопы. И всё же, где ещё селиться навьему племени, как не вдоль такой реки?

Фладэрик придержал заплясавшего коня, смиряя раздражение.

Волшебная картинка прикорнувшего на склоне замка, хорошенькая, как со шпалеры, вводила в заблуждение. Лиричное очарование рассыпалось миражом по приближении к оплоту. Изысканные башни, украшенные вымпелами и резьбой, превращались в сонные громады, орнамент домиков предградья свивался запылённой кисеёй без ритма и системы, а акведук крошился буквально на глазах. И пахло преотвратно. Как и в любом другом селении озёрного ли края, долины Окуня или Миридика. Едкий запах не перебивала даже хвоя.

Четырехугольные надвратные столпы с зубчатыми вершинами угрюмо пялились поверх долины на стену и Лунный Кряж. С боевого хода просматривался островерхий Клык, а с боковых бойниц бергфрида49 — скошенный Стилет и склоны Ветряного. Но в цитадели, за внутренней стеной, отгородившей форбург50, почти все башни серпантином обвивали мостки и переходы, балкончики и изобильная скульптура, плескались на ветру полотнища с шипастыми цветами и коронованными во́ронами над рекой, блестели ленты гирлянд и пёстрых вымпелов.

Фладэрик пустил коня рысцой: воображение рисовало Розу в убранстве из совсем других знамён.

Глава 7. Ллокхэн

Вдоль дороги, стыдливо притенённые лопушками с лебедой, сочились бледным золотом высеченные на камнях знаки навьего годоврата — здесь начиналась магия Айрин, заковыристое колдовство Каменной Розы, в полную силу расцветавшее в изъязвлённом чародейными узорами величественном тронном зале.

Предместье замка редко замолкало и в ночи, а уж к вечерней заре клокотало единым шумным торжищем, хлопало ставнями, бранилось, звенело дудками, собачьим лаем и гомоном гусей, плескавшихся в канавах и искусственных каналах. Миновав слободки и окольный город, который по крытым парапетам низких стен призрачным дозором обходили кутавшиеся в форменные серые плащи сонные стражи с алебардами, Адалин въехал на подъёмный мост. Опущенный подъёмный мост.

Замковый караул окончательно испаскудил померкшую при ближайшем рассмотрении картинку.

Трое гвардейцев, заседавших в сторожевой башне, бдительно перекидывались в кости на амуницию, свалив оную сакральным холмиком прямо посередь моста. Вместо стола бравые ребята приспособили бочонок, выкатив его на припёк и застелив хоругвью. Ещё и драться намеревались.

Угрюмого верхового горе-сторожа заприметили, лишь когда оный беспрепятственно въехал на мост и, спешиваться брезгуя, чуть не задавил конём азартную ватажку. Порскнув из-под могучих копыт, перепуганные гвардейчики — кто во что горазд, расхристанные, ровно пугала — и не подумали возмущаться, вместо этого поспешно и неубедительно симулируя трудовое рвение. О спасении потоптанного бочонка и хоругви стражи и не помышляли.

Придержав Духа, понятливо взбившего копытами затканное канителью полотно, Адалин бессловесно и надменно оглядел звенящий зубами караул. Младший Эльзант — Диглэриан — и братья Корсвицы, Орэльд с Ольгаром. Скорее всего, в наказание ворота стеречь назначенные, ибо чересчур знатные. А братцу Эриана, меж тем, неплохо бы узнать, чем юность на посту пробавляется, пока фамильные драгоценности целы и спина наследничка не порота. Ведь если Аманир прознает, засечет щенка, и поминай как звали.

Нынешний Меч Её Величества отличался зверскими повадками и буйным нравом, исступлением подменяя трудолюбие. Что не мешало гвардии хиреть, а сплочённость и вовсе поганило. Припадочного Инэваля извиняла природная, вполне закономерная в условиях двора и близости Тэрглоффовых палачей. Командир, спасая собственную шкуру, рьяно и по первому требованию расправлялся с «виноватыми».

Упырь легонько тронул пятками бока жеребца и прищурился. Дух всхрапнул, одарил попятившихся остолопов презрительным взглядом алых очей и чинно двинул дальше по мосту. Впечатлённый караул без особого успеха подровнялся. Эльзант, попятившись, выцепил из общей кучи алебарду, но не удержал, обрушив блёстким оползнем весь оглушительно задребезжавший по камням курган. Фладэрик ухмыльнулся.