Самвэл

— Шапух, ты утратил не только подобающее царю величие, но и подобающую ему учтивость. Ты забываешь, что говоришь с царицей, и забываешь, что говоришь с женщиной. Ты напомнил мне о зверской расправе с моей матерью и моим родом и даже кичишься своим варварством. Останься в твоем сердце хоть слабый проблеск человечности, ты должен бы скорее ужаснуться собственному кровавому изуверству! Ты угрожаешь мне такой же страшной гибелью, какою погубил моих родных. И тебе не приходит в голову, что такая угроза скорее с новой силой воспламенит во мне жажду мести и укрепит и так твердое решение не протягивать руки палачу, чьи руки обагрены кровью моей матери и моих родных? Ты обещаешь мне помилование и приглашаешь спуститься вниз. Но вспомни, сколько раз ты прибегал против нас к вероломству и обману. Мыслимо ли сохранить после этого хоть малейшее доверие к твоим словам и к твоим обещаниям? С того дня, как ты коварством заманил к себе моего царственного супруга, и свое время избавившего тебя от многих и многих бед, и жестоко заточил своего гостя и своего верного союзника в крепость Ануш — с того самого дня ты лишился и верности и доверия всех армян. Ты считаешь, что Армения уже под твоею пятой, и готовишься уничтожить ее одним ударом? Это всего лишь слова, и прежде чем они станут делом, надо сначала обзавестись мужеством вместо твоего бахвальства, твоего безудержного хвастовства. Чрезмерная кичливость отшибла тебе память, Шапух. Вспомни, сколько раз ты усеивал наши поля трупами своих воинов, а сам спасался бегством из нашей страны! И если твое войско стоит сейчас у стен моей крепости, то не благодаря твоей храбрости, или храбрости твоих воинов, нет! Это позорное следствие твоего коварства, твоего вероломства — ты пользуешься сейчас их плодами, Шапух, Ты обманом удалил армянского царя, моего супруга, из его страны, оставил ее без головы и тем расчистил себе путь. Как ловкий вор пользуется отсутствием хозяина, так и ты вступил в беззащитную страну. И в этом воровском деле ты пал еще ниже: ты подкупил слуг, и они ночью открыли тебе двери. Вон они, эти слуги, которые продали и предали своего хозяина, оба они стоят рядом с тобой, и обоих ты подкупил своими сестрами.

Она показала на Меружана Арцруни и Вагана Мамиконя-на и продолжала.

— Но не забывай, Шапух: у Армении все же есть глава! Прежде всего это Царь небесный, Властитель небес и земли, — тут она показала рукою на небеса. — И потом это я, говорящая сейчас с тобою, и мой сын, который пока в Византии. Ненасытная гордыня и слепое самообольщение ввергли тебя в заблуждение. Поразмысли получше и опомнись, Шапух! Если даже погибнут все армяне, если в хижинах армянских поселян останется одна-единственная слабая девушка — она все равно будет бороться с тобою! Но до этого еще не дошло! Разве ты не видишь, что вся твоя мощь разбилась об утесы этой твердыни, и ты не в силах справиться с нею? А сколько еще таких крепостей в нашей стране! И в них ждут тебя с оружием в руках мои нахарары. Ты попал в западню в армянских горах, и твое счастье, если сумеешь из нее выбраться. Иди же, беги отсюда! Иди, разжигай свою злобу, не сдерживай своего варварства, губи все, что еще в силах погубить! Твои угрозы не запугают меня. Убирайся! После всех преступлений, совершенных тобою, между нами не может быть мира. Пока армянский парь, мой супруг, томится в темнице Ануш — страна армянская будет мстить за него и бороться против тебя с оружием в руках.

— Посмотрим! — в бешенстве прорычал Шапух и спустился вниз, прочь от крепостной стены.

Прошел почти месяц.

Крепость Артагерс бурлила, охваченная всеобщим ликованием. Улицы были празднично украшены, на башнях развевались разноцветные флаги, толпы жителей теснились на площадях. Гремела музыка, мужчины и женщины, мальчики и девочки то и дело пускались в пляс, и земля сотрясалась от топота множества ног. У царского дворца толпились ликующие воины в лучших своих одеждах, с богато украшенным оружием.

Вчера Шапух снял осаду и ушел в Персию. Сегодня кре-. пость праздновала свое избавление.

Обширный зал царского дворца был пышно убран. В одном его конце на длинном столе лежали, ослепляя своим великолепием, одежда, оружие и доспехи, золотые и серебряные чаши. Все эти вещи были извлечены из царской сокровищницы и предназначались в качестве наград (укрепившись в Артагер-се, царица перевезла в крепость все сокровища Аршакидов).

На роскошном троне восседала царица в подобающем значению происходящего великолепном одеянии. Сегодня она устраивала торжественный прием. От всеобщего ликования придворных ее прекрасное лицо казалось оживленным, хотя это искусственное, вынужденное оживление едва могло скрыть глубокую печаль, которая затаилась в прекрасных глазах.

Да, она была прекрасна, эта дивная богиня Сюника, и именно красота ее толкнула царя Аршака на кровавое преступление, которое можно хоть сколь-либо оправдать лишь безумием страсти...