Самвэл

— Что с тобой, Самвел?! — вскричал встревоженный отец. — Откуда такие мрачные мысли? Ты жаждешь смерти, жизнь стала для тебя невыносима? И это в твоем-то возрасте, когда только-только расцветает благоуханная весна твоего счастья! Чего тебе недостает? Твой отец, движимый всемогущей силою родительской любви, готов сделать для тебя все, что пожелаешь. Ты, видно, и сам еще не понимаешь, какая безмерная удача уже выпала на твою долю и какие щедрые дары судьбы еще ждут тебя впереди. Тысячи княжеских сыновей будут завидовать блеску твоей славы, тысячи княжеских дочерей будут мечтать, чтобы на них пал твой выбор. Ты же возьмешь в жены прекраснейшую из прекрасных — несравненную царевну Персии, дочь царя царей.

— Все это не в силах исцелить раны моего сердца, отец, не в силах разогнать тоску, день и ночь терзающую мою душу. Жизнь и впрямь стала для меня пыткой, а смерть стала бы избавлением, будь я уверен, что с нею кончатся и мои муки, ибо дальше уже ничего нет. Но люди уносят свою скорбь и в загробный мир, и это невыносимее даже вечных мук ада...

При этих словах он повернул к отцу бледное лицо и продолжал голосом, выдававшим все смятение его потрясенного сердца.

— Отец, мы здесь одни, нас никто не слышит. Позволь же излить тебе все горести, все муки моей души.

— Говори, сынок, открой отцу все, что наболело на сердце! Что так терзает тебя? С тех пор, как ты приехал, я все время чувствую в тебе смятение чувств, какую-то душевную боль и тревогу... Не таи от меня своих забот! Знай — твой отец любит тебя так сильно, что сумеет и страдать твоими страданиями и разделить твое горе.

— Как же не страдать, отец, как не горевать? Даже сердце, которое давно обратилось в камень, даже душа, в которой умерло все человеческое, не могут остаться равнодушны к тому, что я видел и что, на свою беду, еще увижу. С того дня, как я выехал из нашего замка, как покинул наш Тарон, я ехал сквозь бесконечные развалины и варварские опустошения, Я видел обращенные в пепел города, видел обезлюдевшие деревни, видел разоренные монастыри и храмы... На каждом шагу я ступал по лужам крови, и это была кровь моих соотечественников... Кто совершил все эти жестокости, отец? И для чего?..

Отец никак не ожидал, что сын задаст ему такой вопрос. Он растерялся и не нашелся, что ответить; все его высокомерное достоинство рухнуло под тяжестью горьких упреков, в которых сын излил страдания своего сердца.

— Ты молчишь, отец, ты не отвечаешь... Мне понятно, что означает твое молчание. Но гибель и разорение родины, слезы и стоны тысяч и тысяч людей дают твоему несчастному сыну смелость сказать тебе, что все эти варварские жестокости совершили два человека, и один из них — мой отец, а другой — мой дядя, брат моей матери.

— Великое дело требует и великих жертв! — прервал его отец.

— Да, великое дело требует великих жертв, — горько подтвердил сын. — Но, отец, хорошо ли соразмерил ты само дело и те преступления, которые совершаются во имя этого дела? Погубить армянскую землю, армянскую веру, армянскую церковь, именовать на руинах Армении персидское царство — вот то дело, отец, которое ты именуешь великим.

— Почему персидское? — раздраженно прервал отец. — Разве Меружан перс?

— А кто же? И ты, отец, и он, — вы оба отреклись от христианства и перешли в веру персидского царя. Вы наводнили армянские храмы персидскими жрецами, вы всюду заставляете людей отрекаться от христианства. Моя мать уже стала огнепоклонницей и устроила персидское капище в благочестивом доме Мамиконянов, мои братья говорят между собой по-персидски — армянский язык изгнан из нашего дома. Вы всюду уничтожаете армянские книги, чтобы насадить в Армении персидский язык и персидскую письменность. Вчера я своими глазами видел, как перед голубым шатром Меружана жгли армянские манускрипты. А после всего этого — когда погибнет религия, когда погибнет язык, когда погибнут армянские традиции и обычаи, когда армяне станут жить по персидским обычаям и молиться на персидском языке — что же останется в Армении армянского?! И может ли считаться армянским государство, которое вы потом создадите? Рано или поздно оно исчезнет, растворится в персидском. А вместе с ним погибнут, исчезнут бесследно все святыни армянского народа...

— Будь, что будет, лишь бы не было Аршакидов! — ответил отец еще раздраженнее.

— Чем вам не по душе Аршакиды?

— И ты еще спрашиваешь, Самвел?! Ты ведь не ребенок, восстанови в памяти то, чему был свидетелем хотя бы за время своей жизни, вспомни, сколькими злодеяниями только за эти годы запятнал себя царь Аршак, который ныне расплачивается за них в крепости Ануш!

И он начал перечислять злодеяния Аршакидов. Потом добавил:

— И ты, Самвел, все еще хочешь, чтобы нами правила такая порочная, растленная, опозорившая себя династия?