Самые чужие люди во Вселенной

Кончив читать, Жюли тут же оправдывается, что текст не такой уж плохой, его нужно переработать, ей не хватило времени. Писатель ее успокаивает, можно еще подумать над текстом, если ей хочется, но получилось прекрасно. Делает ли она записи о том, что происходит вокруг, спрашивает он. Жюли отвечает, что пишет по памяти.

Писатель снова поднимает глаза на меня, я мотаю головой. Он улыбается мне, и чтения продолжаются. Участники один за другим пересказывают воспоминания, всякие байки, кусочки своей жизни. Женщина по имени Кароль проследила историю нашего квартала. Сходила в городскую библиотеку, в архивы департамента. Шаг за шагом восстановила все, что произошло здесь с момента постройки до конца пятидесятых годов. Ее текст завершается утверждением: бедные кварталы, в отличие от центральных, даже не стоят того, чтобы писать о них книгу.

Честно говоря, слушаю уже вполуха, думаю о собственном тексте и, естественно, возвращаюсь мыслями к тому, что произошло за последние десять дней. Жюлиана, которая так раздражала меня на первой встрече, рассказывает, как ей трудно воспитывать дочь, с тех пор как муж бросил их. Наверное, писателю снова придется сказать ей, что текст интересный, но не по теме. Смотрю на Жюлиану, у нее крупные серьги из зеленой пластмассы и легкая майка, из-под которой выглядывают лямки лифчика. Куча пластмассовых браслетов на запястьях. Растрепанные волосы скреплены здоровенной розовой заколкой. Определить ее возраст мне трудно, так со многими взрослыми. На первый взгляд мне показалось, что она гораздо младше мамы, но если задуматься, то вроде и нет. Она делает все, чтобы выглядеть моложе своих лет. Внезапно мне приходит в голову, что раздражающая экспансивность может маскировать душевную боль.

Живем своей жизнью, идем каждый своей дорогой, и они так нечасто пересекаются. Уже больше недели я занимаюсь совершенно незнакомым человеком, приношу ему одежду, еду, прячу его, отсчитываю дни вместе с ним. Сегодня утром он щелкнул языком пятьдесят три раза. То, что я делаю для него, я мог бы делать для многих других. Смотрю краем глаза на Жюли. Я знаю, что ее родители дают пристанище мигрантам. Весь дом в курсе; папа так разорался, когда узнал. Ничего странного, если нас ограбят, сказал он. Несколько дней пыхтел от гнева и повторял, что пошлет жалобу в мэрию, пока однажды вечером мама не ответила весьма сухо, что если он жаждет писать послания, то лучше бы отправил письмо какому-нибудь работодателю. Папа так покраснел, что у него чуть глаза на стол не выпали, еще немного повозмущался, и тема была закрыта. Больше он не собирался ябедничать на родителей Жюли.

Все вокруг поднимаются, должно быть, я опять отвлекся, писатель назначает встречу на следующей неделе, а на сегодня все, и я ухожу с чувством удовлетворения, оттого что написал начало истории, конец которой — сплошная тайна.

На выходе из зала до меня доносятся слова «пятьдесят три», Эллиот беседует с Жюли, она что-то говорит про его текст, и в его ответе я слышу это число, а еще слово «метеор». По мне как будто ток пробежал. Подхожу к ним, слишком близко, они оборачиваются, выбора не остается, я говорю «извините», немного запинаюсь, делаю вдох, успокаиваюсь. Вариант один — я спрашиваю Эллиота, что это за история про метеор. Он не удивляется, а тут же принимается рассказывать, что каждый август Земля пересекает поток Персеид — метеоров, которые состоят из обломков пролетевшей кометы. Наша планета проходит через хвост этой кометы, и мы наблюдаем в небе дождь падучих звезд, особенно числа 12–13 августа, а вообще с конца июля до конца августа. Обсерватории и общества астрономов-любителей организуют «ночь звезд», которая совпадает с датой, когда в нашей атмосфере сгорает наибольшее число обломков.

Он объясняет, а Жюли молча меня рассматривает; на мою беду, мы пересекаемся взглядами, и я быстро отворачиваюсь. Ее глаза как будто укусили меня. И в то же время она не раздражена и не агрессивна, просто смотрит, не произнося ни слова.

Я благодарю Эллиота за разъяснения и уже собираюсь уйти, как вдруг он добавляет, что в этом году главное зрелище сдвинулось на конец месяца. Было замечено исключительное скопление обломков, которое окажется у нас на пути в самом конце периода Персеид, а конкретно через пятьдесят три дня.

Я подпрыгиваю. А ведь Норбер говорил мне о метеоритах над Россией. Кажется, Эллиот рад новому собеседнику, потому что продолжает рассказывать, что аномальная плотность в хвосте потока зафиксирована несколькими телескопами, вероятно, комета по дороге захватила другие метеорные тела, массивные и явно состоящие из металла. Обычно Персеиды бывают размером с камешек или даже песчинку, но самые крупные из тел, открытых несколько месяцев назад, насчитывают добрую сотню метров в длину. «Достаточно, чтобы получился красивый фейерверк, — добавляет Эллиот, — но недостаточно, чтобы проникнуть в атмосферу и достичь земли».