Едва не облевавшись, я перебрался в другое крыло здания, где обнаружил апартаменты Глута – временные, почти походные. Наверное, Глут и подобные ему палачи работали на этой точке «вахтовым» методом. Судя по всему, подобным же образом была организована «работа» и на других пунктах Эстафеты и Большого Эллипса. Апартаменты людоеда состояли из большой комнаты, по-видимому, служившей ему столовой; спальни, стены которой украшали цветные постеры с изображением всевозможных половых позиций, демонстрируемых пьяными в дымину или обкурившимися до невменяемости «гуманоидами» обоих полов; кладовки и чулана, забитых мягкой рухлядью и разнообразным пыльным хламом. Повсюду валялись остатки пищи, раздавленные окурки и обглоданные человеческие кости. Воздух был кислый, застойный.
Я осмотрел все помещения – двери были незаперты. Лишь одна не открылась, и я с превеликим удовольствием вышиб её ногой. За нею находилось нечто вроде узла связи. Я наскоро обследовал электронные блоки и стойки. Найденным в углу отрезком трубы сделал несколько ударов по главным «нервным узлам» аппаратуры и только тогда вспомнил о «короедах». Вылущил из облатки одного и посадил его на первый попавшийся кожух, предоставив квазиживому наномеханизму довершить начатую разрушительную работу. Скоро от этого страшного сарая останется только «серая слизь».
Вернувшись в столовую, прихватил для растопки кипу старых газет, громадной кучей наваленных на тумбочку возле дивана, и выбрался на свежий воздух.
Большую часть местной макулатуры свернул жгутами и, подсунув их под собранные дрова, развёл костер. Пока дрова не занялись как следует, я продолжал время от времени подбрасывать в огонь очередную газету. Одну из них я машинально развернул и на первой полосе увидел крупное, но низкокачественное фото молодой женщины, увенчанное жирным чёрным заголовком. Заинтересовавшись, наклонился к огню и вгляделся в дурно выполненный фотографический портрет.
И едва не вскрикнул от неожиданности.
На фото была изображена… Лизель!