От позаимствованного у могильщиков добра, вернее, барахла, на тележке осталась только некая штуковина, прикрытая куском грязного брезента. Я немного потрудился над штуковиной и брезентом и, удовлетворившись результатом, присел на передок колымаги – посидеть перед дорожкой.
По ассоциации мне вспомнился анекдот, подслушанный в русской бане. Одного чудака засадили в тюрьму. Там он со скуки начал вырезать из дерева всякие безделушки. Каждый раз, когда надзиратель видел новую поделку и спрашивал парнягу, что именно тот смастерил, парень отвечал: «Да вот, понимаешь, глюковину сделал!». Надзирателю надоело, что его держат за дурака, он отобрал у заключённого неположенный в камере ножичек и настучал на него начальнику каталажки. Начальник заявился в камеру, увидел на свободной (редкий случай!) шконке кучу готовых поделок, взял одну в руки, удивлённо покачал головой, повернулся к топтавшемуся за спиной вертухаю и сказал с восхищением: «Ты смотри, какую этот псих глюковину сделал!».
Я тихонько подвёз тележку вплотную к воротам и прислонил к ним задранные вверх оглобли. Ещё раз прислушался к доносящимся изнутри звукам и что есть мочи забарабанил в ворота ногами.
Не успело затихнуть раскатистое металлическое эхо, как я ужом скользнул за угол. Повесив на плечо линь с кошкой, устремился по пожарной лестнице на крышу, мельком вспомнив выставленное на Вернисаже прошлой весной нашумевшее полотно «Обнажённая, взбирающаяся по пожарной лестнице». Уж не знаю, что чувствовала та красотка, с которой никогда не слезавший с «колёс» Джин Рафферти писал свою бездарную мазню, шокировавшую всех брандмейстеров столицы мохнатой девичьей «норкой нараспашку», а для меня подобная пожарная гимнастика была сущим пустяком. Мой личный рекорд в подтягивании на перекладине давно перевалил за много десятков повторений. На высоту здешней крыши я мог забраться несколько раз подряд с солидным грузом за спиной даже без помощи ног.
Я вступал на крышу, когда услышал внизу скрежет разъезжающихся воротин. Беззвучным мстительным смехом встретил я изумлённые вопли, негодующие крики и нецензурную брань байпасовцев, разорвавшие ночную тишину. Кому-то из этих придурков крепко досталось от упавших на их тупые головы оглобель.