Самый большой подонок

– Спасибо большое, – промямлил я в полном смятении, буквально ошалев от такого «гостоприимства», – но сейчас я не совсем готов. Может, как-нибудь в другой раз?

Гост поочередно поскрёб отросшими ногтями ладони обеих рук и издал долгий печальный вздох.

– Что ж… тогда не смею тебя больше задерживать, – произнёс он с заметным разочарованием, и в его зрачках опять вспыхнули красные стоп-сигналы. – Помоги мне надеть это, – попросил гост, указывая на шлем с перископом.

– Конечно! – засуетился я, до конца не веря, что так легко отделался.

Я с энтузиазмом ухватился за отогнутый конец трубы и зашипел от боли: она обожгла меня холодом, как железяка, несколько часов провалявшаяся на тридцатиградусном морозе.

– Ну, что же вы? – сказал гост с легкой укоризной.

– Сейчас, сейчас! – торопливо отвечал я, испытывая одновременно и жар, и холод. «Как бы он не треснул меня по голове этим канализационным стояком или не потащил за собой в могилу!» – подумал я с беспокойством. После всего увиденого в мире Главного Бабуина во мне возникла твёрдая убежденность, что здесь возможно абсолютно всё. Разумеется, всё самое плохое.

Махом сбросив куртку, я обмотал ею трубу и помог госту поднять устройство. Исходивший от могильного перископа холод обжигал руки даже сквозь материю, и я с облегчением вздохнул, когда голова госта снова непостижимым образом просочилась в шлем. Я с опаской выпустил из рук конец трубы, но гост и бровью не повёл (на самом деле его бровей не было видно), продолжая держать спину прямо, словно из шлема торчала не присоединённая к нему тяжеленная труба, а почти невесомая соломинка для коктейля.

– Пойду прилягу, – пробубнил из перископа как из фазоинвертора акустической системы усталый голос. – Чёртов режим! – Гост поднял худую и вялую синюшную руку со старыми гематомами от перенесённых на Большом Эллипсе жестоких побоев. – До встречи!

– Прощайте! – поспешно отозвался я, намеренно избегая таких двусмысленных слов, как «пока», «увидимся» и «до свидания».

Гост на пару секунд задержался, прожигая меня насквозь вспыхнувшими в глубине глаз яркими рубиновыми лазерами. Затем, иронически усмехнувшись, повернулся ко мне испачканной в земле спиной.

Я судорожно сглотнул, истово моля Бога, чтобы гост не раздумал уходить.