Самый долгий день нашей жизни (СИ)

— Ему же не приходится работать воспитательницей в яслях. Эти придурки меня достали. Им скучно, блядь! Надоело сидеть в студии. Хочется веселья, после которого я полдня разгребаю последствия с администрацией отеля. Фиби тоже хорош… идиот! Надоели они все во как! — Пол продемонстрировал уровень раздражения.

— По-моему, ты, дорогой, все же драматизируешь. Подумаешь, прикололись парни. Между прочим, Роджер тоже пострадал — эти придурки измазали ему весь номер какой-то херней, вроде джема. И ничего. Поржал только. — Фредди сам не заметил, как к нему вернулось его прежнее дурашливое настроение. Отчасти он, конечно, понимал Пола — кому понравится получить по башке рулоном из ковра? — но как ни крути, картина вырисовывалась презабавная. Как в старых голливудских комедиях.

Что поделать, не только Роджер, Брайан и Джон страдали вдали от дома. Мюнхен — не Манчестер. Здесь порой даже новые знакомства были проблемой, ведь далеко не все немцы знают английский. Вот и варились все в одной кастрюле, надоедая друг другу до отрыжки теперь не только в турах, но и во время записи. Изо дня в день одни и те же лица, одна и та же рутинная работа…

Фредди прекрасно знал, каково это, проводить месяцы в компании чужих людей, с которыми вас не связывает ничего, кроме работы. Лет десять назад о том, что Брай, Родж или Дикки могут стать для него просто «коллегами» и речи быть не могло. Они были интересны друг другу, и, какие бы скандалы ни случались в студии, у них всегда находились общие темы для разговоров или повод посидеть вчетвером в баре, когда позади очередной непростой денек.

Сейчас, глядя на Пола, который вновь принялся ходить туда-сюда, нервно теребя не прикуренную сигарету, Фредди понимал: все от чего он так долго бежал, как давешний ковер, вот-вот упадет ему на голову. Усталость, недовольство, бесконечная ругань, после которой они не разговаривали целыми днями, — все это постепенно уходит в прошлое. Только вот взамен не будет уже ничего…

Пол говорил что-то еще, размахивая руками и гневно поводя своими большими, в обрамлении густых ресниц, светлыми глазами, но Фредди больше не слушал. Как будто у телевизора отключили звук. Он уже не сомневался, что Пол попросту ломает перед ним комедию, хотя пока не очень понимал, чего ради. У него не было ни единого мало-мальски приличного повода разыгрывать из себя оскорбленную институтку — никто из дорожной команды не доставлял серьезных проблем. Да, после работы парни частенько придуривались, прикалывались, шалили, баловались травкой или кокаином, таскали к себе девчонок (и не только), устраивали посиделки в номерах или болтались по клубам — развеселый Мюнхен способствовал тусовочному настроению. Но никто не ввязывался в крупные конфликты, не развязывал драк, не разносил номера дорогих отелей, не умирал от передоза, не садился пьяным за руль. Иногда кто-нибудь мог перебрать с пивом или поцапаться с местными, хотя в основном все было тихо и мирно.

Фредди резко поднялся с кровати, подошел к огромному панорамному окну и, встав спиной к Прентеру, оборвал его на полуслове:

— Ну все, довольно истерики. Я уже понял, как несладко тебе тут приходится. Полагаю, кокаин, алкоголь и мальчики из клубов способны решить большую часть твоих проблем. А теперь говори, зачем пришел?

Есть же причина, побудившая Пола так старательно распинаться. Причина, скорее всего, никак не связанная с Крисом и его розыгрышами.

В номере повисло молчание.

***

Май, 1987 год

— Знаешь, ежик, Пол всегда был рядом, когда мне было херово. — Вновь Фредди нервно крутил в руке ножку бокала. Его лицо, обычно налитое здоровой смуглостью, побелело. Сомкнутые в нитку губы подрагивали.

— Ну конечно! — взвился Роджер. — Если хочешь знать мое мнение, этот мудачина просто манипулировал тобой. И ты…

— Подожди, не перебивай. — Фредди одним глотком опустошил бокал и встал. Он хотел было сказать одну вещь, но тут же осекся. — Дай мне минутку, ладно? Я выйду покурить, не хочу при тебе. Скоро вернусь…

Стараясь дышать глубоко и не поддаваться нахлынувшей панике, он вышел на палубу и, покачиваясь, двинулся вдоль борта. Огромные блестящие горошины висели в небе, созревая для падения в августе, наливаясь светом и звездной спелостью. Любопытно… Брай, должно быть, знает про них все, но давно ли он сам смотрел в это небо?

Корма яхты была устремлена к морю — именно туда и ушел Фредди, чтобы со стороны дома нельзя было увидеть ни его, ни огонька сигареты. Похвалившись обновленной иллюминацией, Роджер выключил внешнее освещение яхты, и сейчас, в ночной темени, возникало чувство, будто они вдвоем плывут где-то посреди моря. Волны тяжело и лениво бились о борт, покачивая судно. Было очень тихо.

С Полом они уже давно общались эпизодически, и последние встречи не вызывали желания видеться вновь. Никакие увещевания не могли удержать Пола от погружения в беспрерывный наркотрип. Даже окончательно лишившись места в компании, тот продолжал вести прежний образ жизни.